Бабушка - стр. 33
– Грешные речи, речи искусителя, только бесу, а не человеку такое могло в голову прийти! Бедняжка, зачем же ты ему поверила? – причитала кузнечиха.
– Да как же не поверить, когда он говорил, что любит меня!
– Мало ли что он говорил, болтал, да и все! Заморочить тебя хочет.
– Я ему так и сказала, но он начал Богом и своей бессмертной душой клясться, что полюбил меня с первого взгляда и что не говорил со мной и не признавался в любви только потому, что не хотел связывать мою судьбу со своей. Его, мол, преследует злой рок, и потому он не может быть счастлив. Ох, он еще столько всякого говорил, всего и не упомнишь, и все такое жалостное. Но я ему поверила и сказала, что очень боялась его и что только из страха перед ним стала невестой; а еще сказала, что ношу на груди оберег, и он просил его показать, и я его ему отдала, – закончила Викторка.
– Великий Боже! – воскликнула кузнечиха. – Она отдала ему освященную ладанку, отдала вещь, которая согрета теплом ее тела! Теперь ты в его власти, теперь даже Господь не спасет тебя из его когтей, теперь ты околдована!
– А он сказал, что единственное чудо – это любовь и что верить можно только в нее!
– Да-да, конечно, – любовь! Сказала бы я ему, что такое любовь! Ну да теперь ничего не исправишь; что бы ты ни делала, этот упырь станет сосать твою кровь, пока не высосет всю; он погубит тебя, и твоя душа не обретет после смерти покоя. А ведь ты могла быть так счастлива!
Викторку эти слова очень испугали, но, помолчав, она сказала:
– Что ж, значит, суждено мне идти за ним даже в ад. Мне все равно. А сейчас укройте меня, я замерзла!
Кузнечиха набросила на нее все одеяла, какие нашла, но Викторка продолжала дрожать. И не промолвила больше ни словечка.
Кузнечиха очень любила девушку и, хотя и рассердилась на нее за то, что она выпустила из рук ладанку, все-таки переживала за ее судьбу, полагая теперь, впрочем, свою подопечную совсем пропащей. О том, что поведала ей Викторка, кузнечиха никому не проговорилась.
С того дня Викторка с кровати не поднималась. Молчала, разве что бормотала порой во сне что-то невразумительное, ничего не хотела, внимания ни на кого не обращала… Кузнечиха от нее не отходила и использовала все свое целебное искусство, чтобы помочь несчастной. Но все было напрасно, и родители становились день от дня печальнее, а жених так и совсем затосковал. Кузнечиха покачивала головой, думая про себя: «Нет, это все не само собой творится; как же такое возможно, чтобы ни один из оберегов, которые всем помогали, тут не помог? Это дело рук того егеря, уж я-то знаю!» Подобные мысли обуревали тетушку круглые сутки, а когда однажды ночью она выглянула из окна и заметила в саду под деревом неподвижного, закутанного с ног до головы мужчину, чьи глаза горели в темноте, как угли (так ей, во всяком случае, помстилось), то полностью уверилась в своей догадке.
Так что можете представить ее радость, когда в один прекрасный день Микеш сообщил домашним, что егерский полк получил приказ оставить деревню.