Бабка поневоле - стр. 7

Макс поднял голову. Увидел в дверях плачущую старушку. Его лицо выразило лёгкое недоумение и вежливую озабоченность.

– Здравствуйте, – тихо сказал он. – Вы к…?

– Нет, нет, милый, – я поспешно вытерла слёзы краем шарфа. – Я так… проходила. Дай Бог ей здоровья.

Я развернулась и почти побежала прочь, не в силах смотреть на это больше. На своё безжизненное тело. Я плелась по коридору, мимо удивлённых санитарок, на улицу.

Я шла, не разбирая дороги, и рыдала. Рыдала от жалости к себе, от боли, от невозможности всё исправить.

«Тихо, детка, тихо, – зашептал голос Михаловны, и он звучал не как упрёк, а как колыбельная. – Видишь? Он там. Он ждёт. Твоя жизнь там, она не закончилась. Она просто… приостановилась. А пока – мы с тобой. И у нас, между прочим, марафет и выход в свет. Не время реветь, время жить. Хоть и так, как получается».

Я остановилась, вытерла лицо и сделала глубокий вдох. Весенний воздух снова ударил в нос. Да, он ждал. А я… я должна была жить. За двоих. И мой первый выход в свет, несмотря на слёзы, можно было считать состоявшимся.

Решиться на поход в поликлинику после всего пережитого – это как добровольно пойти на вторую линию фронта. Тот же вражеский тыл, те же окопы в виде скрипучих пластиковых кресел, только пахнет не порохом, а «Лизоформином» и безнадёгой.

Я стояла в очереди в регистратуру, вжимаясь в стену и пытаясь быть как можно более незаметной. Безуспешно. Моё новое тело, облачённое в пальто и шляпку, по-прежнему привлекало взгляды – правда, не восхищённые, а снисходительные. «О, смотри, какая бабулька нарядная, наверное, к внучке на выпускной собралась», – прошипела в очереди одна женщина. Нет, милые, это я иду в атаку, на ваше равнодушие.

Очередь не двигалась. В окошке регистратуры шла великая битва пенсионерки Анны Петровны с компьютерной системой.

– Мне, гражданка, к терапевту! Ивановой! – гремела она.

– Анна Петровна, у Ивановой сегодня нет талонов, – устало, в сотый раз, отвечала регистратор.

– Как это нет? Она же врач! Пусть выйдет и примет меня!

Я слушала этот диалог и чувствовала, как мой юный, бунтующий мозг потихоньку закипает. В универе я решала сложные задачи по биохимии, а сейчас моё благополучие зависит от того, убедит ли Анна Петровна регистраторшу в своей правоте.

«Держись, детка, – раздался в голове спокойный голос Михаловны. – Это стандартная история. Сейчас она скажет, что позвонит главврачу, регистратор вздохнёт, и её всё-таки запишут. Смотри и учись».

И точно. Через пять минут Анна Петровна, победившая систему, с гордым видом отошла от окошка, косясь на меня, как на новобранца. Я подошла, готовая к бою.

– Зоя Михайловна Воронова, – проскрипела я, пытаясь говорить твёрже. – Записаться к эндокринологу.

Регистратор, молодая девушка с потухшим взглядом, даже не посмотрела на меня.

– Талонов нет. Приходите завтра в восемь, – отчеканила она, уставившись в монитор.

Внутри меня всё возмутилось. «Как это нет? Я встала, дошла, я… я человек, в конце концов!»

«Скажи, что у тебя диабет и заканчиваются лекарства, – немедленно подсказал внутренний советчик. – Это всегда срабатывает».

– У меня… диабет, – выдавила я. – Лекарства заканчиваются.

Девушка на секунду оторвалась от экрана, оценивающе глянула на меня и что-то щёлкнула.