Бабка поневоле - стр. 2

Я часто помогала ей донести тяжёлые сумки из магазина, а она угощала меня нереально вкусным яблочным пирогом и рассказывала истории из своей жизни.

Она была удивительной. Не «бабкой», а Личностью с большой буквы.

А потом случился роковой поход за молоком. Мы решили прогуляться вместе «ведь старые косточки надо расхаживать». И вот, мы шли, болтали, смеялись. Мы честно соблюдали все правила дорожного движения, но дураков среди водителей хватает. Я помню этот момент: выезжающая из-за поворота иномарка, резкий звук тормозов, испуганные глаза Зои Михайловны. И её движение – стремительное, инстинктивное. Она рванулась вперёд, закрывая меня собой от удара.

Меня закрутило, боль в теле была страшная. Я даже услышала, как хрустнули кости. Брр – мерзкий звук! А потом боль ушла, и я почувствовала лёгкость…

Последнее, что я помню – это голос Зои Михаловны, прямо у моего уха, полный не боли, а какой-то странной, пронзительной нежности:

– Эй, детка, куда это ты собралась? Давай-ка не чуди. Побудь пока здесь, в древней развалине. А тело твоё заживет. Так что, живи, детка… За двоих…

Тёмная пустота.

А потом – вот это. Боль. Чужое тело. Запах капусты.

Медсестра ушла, оставив меня наедине с новой, жуткой реальностью. Я лежала и смотрела в унылый потолок. Слёз не было. Был лишь холодный, тяжёлый ком в груди и полное ощущение ловушки.

Я – Зоя. Мне двадцать лет. Но я заперта в теле восьмидесятилетней Зои Михайловны. Мы попали в аварию. Она… ушла? А я осталась. По её же благословению.

Я медленно, с трудом, сжала чужую, старческую руку в кулак. Он не сжался до конца, суставы болезненно напомнили о себе.

«Ладно, – подумала я, глядя в потолок. – Всё, блин, хреново. Просто ахово. Но… она сказала „живи за двоих“. Значит, просто сдаваться и реветь в подушку – не вариант».

Я сделала глубокий, прерывистый вдох.

«Прорвёмся. Придётся».

Неделя в больнице тянулась, как один долгий, муторный день, состоящий из уколов, оглушающего храпа соседки по палате и бесконечных тарелок манной каши и тушеной капусты. Бе – ненавижу её! Если это и был ад, то не огненный, а серый, казённый и пахнущий хлоркой. Я прошла все круги ада российской медицины, главный из которых – круг обезличивания. «Зоя Михайловна, откройте рот. Зоя Михайловна, повернитесь. Зоя Михайловна, не раскисайте». Я почти привыкла отзываться на это имя. Почти.

Я думала, как буду жить в этом теле? Я ж ничего не знаю, и квартира, в которую мне придется вернуться – это чужой дом. Старческая норка Зои Михайловны. «Блинский блин! Что делать-то?»

И на второй день моего унылого пребывания в больнице, случилось оно. Сперва я услышала в голове какой-то шум, как помехи в старом радио. Я даже не удивилась – тело-то старое, мало ли что там может шуметь. Но потом сквозь эти помехи я начала слышать голос. «Детка, не паникуй, прорвемся!»

Эээээ! Что это за мысли в голове? Я шизофрению не заказывала. Не хватало к скрипящим костям еще головой поехать!

Но это оказалась сама Зоя Михайловна. Вау! Круто! Старушка не померла, оказывается. Просто потеснилась, чтобы моей отлетающей душе место нашлось. Ну, это же совсем меняет дело. Одна голова хорошо, а две… шизофрения. Но очень уж кстати её голос в голове пригодился.

Я могла управлять этим дряхлым телом. С трудом, но руки-ноги шевелились. В спине, правда, периодически что-то щелкало, но это было тело. А подсказки Зои Михайловны помогали мне не спалиться перед медперсоналом. «Так, Зоя, детка, не скачи, как горная коза. Степенно, тихонько шаркай по коридору. Ага, молодец, вот так. Да и скакать не получится, только навернемся обе. Чай, не шешнадцать уже, понимать надо. Ничего, привыкнешь, а я тебя всему научу».