Баавгай Чоно. Медведь с волчьим сердцем - стр. 7

Только сейчас Баавгай вспомнил, чему учили – увидев волка, нужно показать, что ты силён и страшен. И он завыл во всю глотку, подобно зверю, наступая на волка. Серый хищник развернулся и стремглав понёсся по степи.

К счастью, стая была небольшой, всего лишь около семи особей. Битва завершилась. Несколько мёртвых волков лежали на поле боя.

Баавгай подошёл к берегу, туда, где по пояс в воде стояли товарищи, наблюдавшие, как он расправился с остальными волками.

– Можете выбираться.

Послышался плеск воды, братья Поло, оба нукера и толмач вышли на берег.

Монгол подошёл к Баавгаю и упёр свою саблю в грудь.

– Зря уснул. За это смерть. Волки могли всех нас сожрать.

– Каюсь, моя вина, – признал Баавгай.

Мишка знал законы монголов. И за меньшие провинности в ордынском войске казнили людей.

– Сам беду позвал, сам и прогнал, – задумчиво произнёс нукер. – Живи.

И убрал саблю.

– Баавгай, – уважительно сказал второй нукер. – Настоящий медведь.

Путешественники осмотрели свои раны. Лишь у Баавгая оказалось разодрано плечо да толмача сильно куснул волк, остальные отделались царапинами. Николо велел Баавгаю снять рубаху, промыл рану и обработал какими-то снадобьями из своих запасов. Осмотрел толмача и тоже перевязал рану куском ткани.

Нукеры снова разожгли костёр и принялись свежевать добычу. Монголы ели всё, что бегает в степи, а волчьи шкуры ценились среди скорняков.

– Я не ошибся, когда позвал тебя с нами, – сказал Николо. – Без тебя мы бы погибли.

– Посидели бы в реке до утра, вот и все, – ответил Баавгай.

Маттео, сидевший рядом, непонимающе посмотрел на брата, и тот перевел разговор.

С рассветом нукеры набрали ещё немного топлива и приготовили волчье мясо. Венецианцы не стали есть, а Баавгай, привыкший к еде монголов, не отказался.

Раненое плечо болело, но Баавгай был крепким и выносливым, да и рана казалась не очень опасной, волчьи зубы не сильно порвали плоть. Но уже утром почувствовал лёгкое недомогание, и не обратил на это внимания. Мало ли царапин – одной больше, другой меньше. Руку волк не откусил – и хорошо.

Толмач пожаловался, что рана стала болеть сильнее, а рука припухла, место вокруг укуса покраснело. Но не сидеть же сиднем посреди степи и ждать, пока царапина заживёт. К тому же мало ли какой люд попадется, время сейчас неспокойное – как Берке с Хулагу враждовать стали, всякое в дороге может случиться. Нужно идти. Собрались и поехали дальше.

Солнце с утра стояло по левое плечо, а как поднялось высоко над головой, пришла жара неимоверная, степная. Спасал только ветерок, дувший с Итиля.

Недомогание усилилось, и Баавгай стал чувствовать себя хуже. Теперь уже не думал, что обошлось одной царапиной. Боль в плече становилась всё резче и резче, словно рану кто-то ковырял ножом. В глазах иногда темнело, а голова кружилась, как у пьяного. Стиснув зубы, Мишка с трудом удерживал своё тело на лошади, не позволяя себе упасть. Толмачу было хуже – ослаб и лишился сил, шатался, и несколько раз едва не свалился под копыта лошади.

Ближе к вечеру стало совсем худо – жар объял тело Баавгая, в голове гудело, сознание помутилось, и порой не понимал, где находится. То казалось, что в кузнице разговаривает с Боржигдаем, то сидит на берегу Плеещева озера с отцом. Всё тело покрылось холодным потом, остатки сил улетучивались. И сам удивлялся – вроде бы рана пустяшная, а вот на тебе – ломает так, что сейчас того и гляди упадёт и уже не встанет.