Артисты и клоуны. Роман - стр. 14
– Вот беда-то! – думает Бабка, – совсем он ничего и не поел почти! Пристал к нему этот…
Она предпринимает слабую попытку:
– Вовочка, еще поешь, – удрученно произносит она.
Но «Вовочка» уже в коридоре – ему это всё уже…
– Ну, вздрогнем! – произносит Отец не без наигрыша и поднимает стопку. – За капусту!
Кашпур повторяет его действие и добавляет:
– И за ваши чудесные беляши, Марь Степанна!
Все, кроме Бабки, выпивают.
Она не пьет: не то что водку! Об этом и речи нет! Даже вино, – за исключением кагора по церковным праздникам. Она не то чтобы сильно богомольная, но как же иначе? Чай не День Конституции отмечать!
– Ух, ты – сказали рабята! – в очередной раз выкрикивает Отец.
Бабка презрительно подпирает подбородок рукой: кому чего, а этот знай свое…
– Чай, работы-то много, Илья? – решает Дед поддержать разговор – он зятя уважает, и тот к нему относится так же: как сказали бы в 21 веке, с респектом.
– Как всегда, Борис Сергеич, то есть, я должен быть в нескольких местах одновременно. Я уже и так, и эдак изгаляюсь, чтобы как-то успевать.
– Да уж, это надо уметь – успеть всюду одновременно! – иронически замечает жена. – Прямо уникум! Расщепляешься, или как? Поделись секретом.
– Этот твой юморок совершенно неуместен! Я с утра до вечера ишачу. А завтра еще и поминки.
– Аскольда? Ты идешь? Без тебя никак нельзя?
– Ты же понимаешь, я просто не могу не пойти!
Мать молча курит, она недовольна. Ее сердце плачет: ей хочется хоть немного внимания. Хочется побыть с ним наедине, а он вечно занят, в голове у него всегда работа. На студентов, на коллег и на собутыльников ему времени хватает, а на нее уже ничего не остается. Она уже и не помнит, когда они в последний раз нормально поговорили, пообщались: только пикируются. Или играют роль отца с матерью. За делами, за «текучкой» потеряли друг друга…
– Это что ж, он в самом деле Аскольд? – вновь подает реплику Дед. – Прямо по паспорту?
– Да, Борис Сергеич. Имя, конечно, с претензией, но что уж теперь…
– Имя —то языческое. В святцах его отродясь не было. Это ж варяг был.
– Да, я знаю. Еще опера есть – «Аскольдова могила».
Все хохочут. Отец в недоумении, потом и до него доходит.
– Да уж, нечего сказать – в «десятку», – замечает Мать. – Именно, что могила.
– Я это и имел в виду, – с напускной уверенностью, стараясь выглядеть иронично, говорит Отец.
Мать чуть не поперхнулась. Вдыхает и выпускает воздух. Его умение сохранить лицо, ее всегда потрясает.
– К Аскольду только Дира и не хватает, – говорит Дед, не замечая этого. – У него, случаем, брата нет? Аскольд и Дир – подходяще.
– Что за Дир, папа? – спрашивает Мать.
– Это из летописи, Ирина. Аскольд с Диром в Киеве княжили еще до Олега.
– Это вещего, что ли?
– Его самого.
– А чего с этим Сокольдом приключилось? – спрашивает Бабка, выслушав этот диалог с раздражением. – Старый, что ль?
Дед крякает, качает головой.
Бабке отвечает дочь:
– Нет, мама, не старый, лет сорок пять.
В этот момент в кухню входит Сережа. Отец его не сразу замечает.
– Да вообще непонятно, итить твою! – говорит он. – Здоровый мужик, как шкаф! Кровь с молоком! Ни хрена не болело – и бац! Помер!
Сережа смотрит на отца большими глазами: он не понимает, как так может быть – был здоровый… Сережа сразу представляет себе огромного мужика, похожего на шкаф – большой платяной шкаф, который стоит в их с Сашей комнате, и который бабушка называет шифоньером. И вот – такой здоровенный – вдруг умирает. Сережа так и видит, как этот огромный мужик стоял-стоял, и вдруг грохается на пол! Что же с ним случилось?