Археологи против пришельцев - стр. 6

Пустыня впереди молчала и плавила воздух. Отчего-то мне казалось, что это молчание не имеет с покоем ничего общего.

Я стоял на краю раскопа, и воздух здесь был тяжёлым, как непролитая слеза или последнее проклятие умирающего. Песок под подошвами моих крепхих ботинок скрипел так, будто я ходил по перемолотым костям целой цивилизации. Солнце, висевшее над Западной пустыней, казалось анемичным, больным – тусклый, выцветший диск, будто некий небесный вампир уже высосал из него всю жизненную силу, оставив лишь холодный, мертвенный свет. Мы зашли далеко. Экспедиция вторглась в область, не отмеченную ни на одной археологической карте, в белое пятно. Как рассказала Стелла, недавно спутниковая съёмка показала, что в этом районе пески обнажили группу строений. Предположительно древних. Уж и не знаю почему, но навигаторы здесь точно сходили с ума. Пришлось ориентироваться по картам, спутниковым снимкам и обычному магнитному компасу. Учёные долго цокали языками вчера вечером и говорили, что существование этих руин делало все учебники по истории, годными лишь на растопку.

Циклопические чёрные монолиты, словно зубы доисторического Левиафана, торчали из песка. Каждый камень был испещрён барельефами. Нечестивая хроника, застывшая в камне: люди с головами ящеров, звёздные карты, от вида которых вестибулярный аппарат бился в истерике, и омерзительные сцены жертвоприношений, где толпы поклонялись чему-то безымянному, чему лучше бы вечно спать в могиле. Атмосфера здесь давила на плечи, как гранитная плита. Казалось, даже время здесь свернулось в узел и застыло в первобытном ужасе.

Я закончил свою возню с джипами – моя собственная маленькая молитва богам внутреннего сгорания и дизельного топлива. Проверил масло, подтянул пару гаек, чтобы эта ржавая рухлядь не решила преставиться посреди пустыни. Руки были в грязи и смазке – привычное состояние, мой якорь в реальности. Крупный, молчаливый, я всегда был аватаром здравого смысла в этом театре абсурда. Человек дела. Мне не нужна была ни компания, ни похвала. Но со Стеллой всё иначе… эта женщина тянула меня к себе, как чёрная дыра. Дело было не в красоте, хотя её лицо цепляло взгляд. Нет. Меня гипнотизировала её одержимость, этот фанатичный, почти безумный огонь в её взгляде, когда она говорила о своих мёртвых тайнах.

Взяв флягу с водой, я спустился в раскоп, к небольшой камере, которую её аспиранты-землеройки расчистили пару часов назад. Песок осыпался под ногами, а тени от нечестивых камней ложились на землю, как когтистые лапы. Внутри, в полумраке, пахнущем пылью и жарой, стояла Стелла. Её фигура – тонкая, но упругая, как тетива натянутого лука – склонилась над каменным пьедесталом. Под её изящными пальцами пианистки был не золотой идол и не инкрустированный кубок, а нечто одновременно отвратительное и завораживающее. Чёрный камень неправильной формы, цвета застывшей ночи, испещрённый жилками, похожими на капилляры, по которым, казалось, течёт сама энтропия. Даже в тусклом свете казалось, что он дышит, пульсирует в нечеловеческом ритме. От одного его вида по спине пробежал холодок, какой бывает, когда заглядываешь в открытую могилу.

– Это «Сердце Апопа»!, – произнесла она, заметив меня. – Невероятно…