Апейрогон. Мертвое море - стр. 19

Небо было сверкающе-синего цвета. По вымощенной улице сновали сентябрьские охотники за подарками. Из громкоговорителя, украшенного раффией, разносилась музыка по всей округе. Прозвучали взрывы, заглушившие акустическую систему. После них наступила гробовая тишина, мгновение ступора, затем улицы наполнились криками.

На арамейском Талифа Куми означает: «встань, девица, встань».

Террористы были одеты в женскую одежду, пояса со взрывчаткой закреплены вокруг живота. Они начисто выбрились и надели хиджабы, чтобы скрыть лица.

Они были родом из деревни Асира-эль-Шамалия на Западном берегу. Это был первый раз, когда они оказались в Иерусалиме.

Хорхе Луис Борхес, прогуливаясь по Иерусалиму в сопровождении гидов в начале семидесятых годов двадцатого века, как-то сказал, что еще никогда не видел города с таким ослепляющим светом. Он стучал деревянной тростью по брусчатке и стенам зданий, чтобы понять, сколько лет этим камням.

Эти камни, сказал он, такие же розовые, как плоть.

Он любил гулять по палестинским пригородам, арабским базарам, где к слепому рассказчику относились с благоговейным уважением. У арабов свое отношение к слепым, сложившееся за многие поколения. Имамы на рыночной площади. Абдуллах ибн Умм Мактум. Аль-Маари. Их называли «басир» – зрившие сердцем и душой. Они по-своему видели и по-своему говорили.

За Борхесом ходили толпы молодых людей со скрещенными за спинами руками, ожидающими, когда выпадет возможность пообщаться с прославленным аргентинским писателем, с рави [15]. Он носил серый пиджак, рубашку и галстук даже в жаркую погоду. По приезде ему подарили красную феску. Он носил ее без тени смущения.

Когда останавливался он, толпа останавливалась вместе с ним. Ему нравилась оживленность узких улочек, нравилось, как белье развевается над головой, как голуби хлопают крыльями, как призраки прошлого остаются на своих местах. Особенно ему нравились барахолки в Старом городе, где он подбирал безделушки с подносов и пытался за одно прикосновение прочувствовать всю их историю.

Борхес пил кофе в маленьких кафешках, среди дыма сигарет и журчащих фонтанчиков, слушал древние повести о жаворонках и слонах, об улицах, без конца куда-то сворачивающих, и столбах, впитавших каждый звук вселенной, о летающих скакунах, о сказочных базарах, где продавались только рукописные стихотворения на бесконечно длинных свитках.

Тело четырнадцатилетней Сиваны Зарка подбросило в воздух недалеко от Смадар. Ее родители были французы: когда-то она жила в Алжире. Не так давно они переехали в Иерусалим, где Сиван пошла в гимназию «Рехавия» и подружилась со Смадар. Яэль Ботвин тоже недавно исполнилось четырнадцать. Она только пошла в девятый класс «Израильской академии искусств и науки». Она совершила алию из Лос-Анджелеса вместе с родителями восемь лет назад. Рами Козашвили было двадцать лет. Он продавал спортивную одежду на шуке «Махане-Йегуда». Он эмигрировал из Грузии, когда та еще была частью Советского Союза. Эльяху Марковиц, офисному работнику, любителю книг, пацифисту, было сорок два года. Его семья переехала с побережья Черного моря со стороны Румынии.

Совершающий алию, буквально «восходящий».