Апейрогон. Мертвое море - стр. 21

то, оккупация се. Ах, женушка моя – либералка, красавица. Она писала статьи. Она не сдерживала чувства. Она говорила то, что хотела. Он этим восторгался. Она довела его до грани. Его легкие были готовы разорваться. Стало больше войн, да, но ведь войны велись всегда, не так ли, ведь это Израиль в конце концов, здесь всегда будет новая война, это та цена, которую люди должны заплатить. Каким-то образом ему удавалось проходить мимо всего этого, одним ухом спать, другим слышать. Бдительность. Вот это что. Бдительность. Он следовал установленной практике, даже если она ему не нравилась. Остерегайся смуглых лиц в автобусе. Всегда знай, где выход. Если за тобой арабский автобус, молись, чтобы светофор был зеленым. Прислушивайся к акценту. Подмечай дешевые рубашки и спортивные костюмы. Мельком проверь, нет ли слоя пыли на ботинках. Это не предубеждения, говорил он, он просто вел себя так, как все, он был логичен, практичен, он просто хотел мира и покоя. Он читал газеты, говорил, чтобы игнорировать новости. Только так можно было выжить. Он не хотел оказаться в безвыходном положении. Хотел сохранить свободу. Он мог спорить с кем угодно, когда угодно, в любом углу. В конце концов, он был израильтянин: мог приводить аргументы против самого себя, если возникнет в этом необходимость. Все дело в аппетите. У него появился двойной подбородок, уткнулся в воротник. Рами не вывешивал флаг, но на каждый День памяти павших стоял как вкопанный. Он достаточно зарабатывал. Ни в чем не нуждался. У него были высокие ставки. Он удваивал, утраивал их. Чем выше он оценивал свою работу, тем больше ее было. Он удивлялся, когда ему присуждали какие-то призы. Серебряные декантеры. Кубки из граненого хрусталя. Трофеи. Они стояли в линеечку на полках в его доме. Половина билбордов в Иерусалиме спроектирована им. Телефон звонил не переставая. Дети подрастали. У мальчишек прыти хоть отбавляй. Смадар егоза, петарда. Носится по дому. Танцует на столе. Кувыркается в саду. Могла до крови разодрать коленки. Выбить себе зуб. Женские дела. Время шло. Выпускные. Театр. А потом начался призыв на военную службу – Нурит это не понравилось, но Элик, старший сын, все равно пошел. Наполировал ботинки и покрутил берет на указательном пальце. Отказ означал изоляцию. Изоляция означала проигрыш. Проигрыш – это не по-израильски. Это просто долг, только и всего. Рами узнал его: он тоже исполнил этот долг, и его сыновья исполнят, и, в конце концов, и дочь тоже. Рами сфотографировал Смадар в военной форме дедушки с красным беретом брата на голове, и они смеялись, глядя как она марширует по комнате.

Позже он опишет эти годы как «моя жизнь в пузыре», «мои годы в рубашке с открытым воротом», «моя роль в песне Talking Heads».