Аномалии личности. Психологический подход - стр. 96
Эти экспериментальные факты подтверждают сложный и во многом внутриконфликтный характер рассматриваемых явлений. Следует заметить, однако, что исследуемые конфликты в основном относимы к действенному полю и рассматриваются как могущие возникать, а могущие и не возникать на пути достижения мотива в данных конкретных условиях. Но мы уже обращали внимание на проблему более общую – проблему движущих, то есть постоянных, неустранимых противоречий собственно смыслового поля. Если, по В. В. Столину, «пока поступок не свершен – смыслы „я“ не находятся в противоречии»[231], то, по нашему мнению, смысловая система «я», если таковая наличествует, есть внутренне напряженная, живая, то есть, повторяем, содержащая противоречия система, которая, конечно же, проявляет, формирует, изменяет себя через действенный, бытийный план своей активности, но не может быть вся без остатка сведена к этому, не является в своем развитом состоянии лишь отражением конкретных коллизий деятельности – преодоления или непреодоления преград на пути к цели.
Гегель писал: «Таким образом, нечто жизненно, только если оно содержит в себе противоречие и есть именно та сила, которая в состоянии вмещать в себе это противоречие и выдерживать его»[232]. Что касается конфликтов, то они не более чем внешний слой (констатируемый и обыденным, донаучным сознанием) лежащего более глубоко противоречия. Конфликты возникают и исчезают; движущее противоречие может исчезнуть лишь с прекращением жизнедеятельности той системы, которая была способна его «вмещать и выдерживать».
Иначе говоря, закономерности действенного плана (поведение индивида в лабиринте преград) вряд ли следует прямо переносить на функционирование всего смыслового поля. Преодоление преград (то есть, по сути, отголоски старого понимания проблемы воли как выбора наиболее сильного желания из ряда конкурирующих и подавление, преодоление остальных) представляется весьма удобной моделью для построения формальных исследовательских процедур и дальнейшей математической обработки результатов их применения, но все же далеко не отвечающей сложности порождения и функционирования целостной смысловой сферы человека.
Смысловые системы, по крайней мере высшие, нравственно-ценностные и духовные их уровни, несут в себе функцию не столько отражения, сколько преображения, нового ви́дения действительности, связывания разнородных и частных интересов, нижележащих смыслов («преградных» и «конфликтных» в том числе) в единый, определяющий суть и назначение человека взгляд на самого себя и на окружающую жизнь[233].
Ценностное восприятие, по верному замечанию Ф. Е. Василюка, дает возможность человеку преодолевать неудачи и преграды действенного поля[234]. Это не значит, что при этом человек вовсе не испытывает конфликтных состояний и переживаний, что в его смысловой системе нет и не может быть конфликтных смыслов. Их может быть сколько угодно. Но конфликты нижележащие (чаще в ходе специальной деятельности смыслопонимания) снимаются, точнее, преображаются ценностным уровнем, буквально получают свою истинную цену. Поэтому, в частности, обилие конфликтных смыслов, неудачи в их «расконфличивании» могут не менять ни общего уровня самоуважения личности, ни ее устойчивости, ни уверенности в себе, и, напротив, перемены ценностной ориентации всегда сопровождаются глубоким кризисом личности, даже в том случае, если нет видимых конфликтов на других уровнях смыслового сознания. Повышение уровня смыслового восприятия действительности ведет к интегрированию личности, пониманию происходящего (в том числе конфликтов, затруднений – больших и малых) в свете борьбы за общие цели и идеалы, за человеческое достоинство и совершенство – как высокой трагедии, а не мелкотравчатой склоки человеческой жизни. В этом плане очень верно следующее определение смысла, которое мы находим у А. А. Брудного: смысл – это такое отражение действительности в сознании, которое может изменить действительность