Анна Павлова и священный рубин - стр. 28
От этих полных щемящей горечи и глубокой тоски слов у капитана к горлу подкатил ком, и он, почувствовав, как защипало глаза, повернулся лицом к ветру.
– Вы всю войну в городе оставались? – спросил он, справившись с накатившими чувствами.
– Всю, – коротко ответила уборщица.
Разговор не клеился, надо бы как-то по-другому зайти, соображал капитан, доставая папиросы.
– Меня, кстати, Саня зовут. А вас как? – закурив, представился капитан.
– Мария Савельевна.
– Я, Мария Савельевна, не шофер, я из УГРО, – заговорщицким тоном проговорил капитан Головко.
– Вот оно что, – с интересом взглянула на него Мария Савельевна. – А чего тебе у нас понадобилось?
– Слыхали про ограбление профессора Баженова?
– Ах вона оно что. Слышала, конечно. А только на наших вы зря думаете. У нас знаете какие люди работают? В блокаду сколько народу в ополчение ушло, сколько на фронте погибло. А фронтовиков-героев у нас сколько? А те, кто в эвакуацию не поехал, как они берегли экспонаты, что вывезти не успели, и зажигалки на крыше тушили, и от голода умирали. Не, на наших и не думай, – категорически заявила Мария Савельевна.
– Неужели у Баженова врагов в институте не было, а может, завидовал кто?
– Ну, может, и не все его обожали, но чтобы грабить? Это же не кабак и не притон бандитский. Тут люди интеллигентные работают, порядочные. Не, не. Ты в другом месте поищи. Это я тебе официально говорю.
Может, она и права была. Капитану Головко и самому хотелось думать, что после войны плохих людей не осталось, вычистила она их, да вот только работа эти мечты в прах разносила. Видел он и взяточников, и воров, и убийц, и бандитов, и некоторые из них очень успешно под порядочных людей маскировались, сразу и не распознаешь, с какой гадиной дело имеешь.
Да и вообще. Уборщица была человеком честным, порядочным, добрым и в других видела, как водится, то же. Ему бы найти главного в институте подлеца и сплетника, вот тут бы он наслушался про каждого.
– Ну что, товарищи, какие у нас успехи? – усаживаясь за стол, спросил майор Ерохин у сотрудников.
– Среди соседей свидетелей пока не нашел, но есть кое-какие зацепки, работаю, – коротко отрапортовал Леня Серегин.
– А у вас что?
– В институте сегодня был, – выдвинулся вперед Саня Головко.
– И что там?
– С первого взгляда заведение чинное, благородное, ученые мужи, возвышенные мысли, – усмехнулся капитан. – Но отыскал я там одного типчика. Противный такой типчик, мерзенький, я бы даже сказал. МНС. Младший научный сотрудник. Хотя лет ему уже и немало. Около сорока, должно быть. Но не выдвинулся. Оттого у него обида на весь белый свет, а особливо на успешных своих коллег.
– Ну и чего он тебе наплел, это тип? – с интересом спросил майор.
– Во-первых, про самого Баженова.
– Так-так-так.
– Что нам рассказывала Клавдия Баженова? Дед или отец профессора, простите, не запомнил, был членом экспедиции Пржевальского, заложил начало коллекции и т. д., так?
– Ну.
– А Глущенко, тип этот противный, говорит, что все это вранье. Что старший Баженов ни в какой экспедиции не был, а только в ее организации участвовал и потом по возвращении кое-чего из трофеев тиснул.
– Ну, это, мне кажется, проверить можно. Только какое отношение к ограблению квартиры сей факт имеет?
– Пока никакого. Но Глущенко утверждает, что и вся коллекция профессора складывалась весьма сомнительным образом. В молодости он часто ездил в экспедиции в Среднюю Азию, и на Дальний Восток, и еще куда-то. В Монголию, кажется, у меня записано, – и вот там за копейки у местного населения скупал ценности, или грабил их храмы, или участвовал в раскулачивании их богатеев и говорил, что все ценные вещи собирает для государственного музея, а сам прикарманивал. Во всяком случае, самые редкие экспонаты; остальное, наименее ценное, сдавал в музей.