Ангел для Нерона. Дочь зари - стр. 29

Здесь же, в убогом обществе в подвале, она не успела отпугнуть кого-то своими выходками. Им не понравился ее внешний вид. Но почему?

Петр нашел ей место, чтобы она присела, откинул золотистые кудри с ее лба и коснулся сухими узловатыми пальцами ее щек.

– Твое лицо! – прошептал он. – Их пугает твое лицо!

– Почему?

– У ангела зла, когда-то сошедшего с небес, было такое же лицо, как у тебя.

Она хмурилась, все еще не понимая. Не перепутал ли он ее с тем незнакомцем, которого она все время встречала в толпе и вид которого ее обжигал. Но нет, Петр говорил именно о женском лице, а незнакомец определенно был юношей.

Время ночного собрания как раз подходило. В подвал по одному стекались люди. Кто-то из них прикрывал лицо капюшоном, кто-то приносил немного еды для нуждающихся. Все они приходили тайно. Их было слишком много, чтобы каждый мог заметить ее и рассмотреть ее лицо. Это собрание людей было первым, где она не увидела ни разу за всю ночь обжигающего красивого незнакомца. Здесь собрались просто люди. Его среди них не было.

Все они ждали чего-то от Петра, и он произнес речь. Октавия хотела спросить у него, что такое ангел? Но он рассказал сам. Его речь была долгой. Он говорил о мире, в котором еще не было людей. Об одном-единственном боге, который создал все живое. Это не был один из пантеона римских богов, известных ей. У этого бога не было имени. Но он создал ангелов – всесильных существ с крыльями и небывалой красотой. Самого первого из них звали Денницей. Он восстал против бога, создавшего его и пал на землю, чтобы теперь искушать и изводить своим злом всех, кто поклоняется богу, в которого верит вся эта община.

Октавия невольно сопоставляла услышанное с тем лицом, похожим на золотую маску, вид которого ее обжигал. Сейчас память о нем перестала быть болезненной. Ей грезилось, что она держит его в руках, как маску сделанную из золота, и та скалится на нее то в трагическом, то в комическом оскале, как маски актеров. А кто-то снаружи на улице зовет ее, требуя, чтобы она покинула собрание христиан. Но его зов бессилен.

Христиане! Октавия услышала это название впервые от бывшей рабыни по имени Ликия, которая хвасталась тем, что одной из первых вступила в общину. Это была приятная на вид молодая женщина с медными вьющимися волосами.

– Таких общин по Риму еще много, – шептала она на ухо новообретенной подруге. – Мы не единственные в городе, но Петр проповедует только у нас.

Проповедует! Интересное слово. Октавия поняла, что проповедовать это значит говорить о малопонятных вещах, постепенно растолковывая их. Так Петр говорил о падении ангелов, о губительной красоте Деннице, о его бесконечной силе здесь, на земле.

– Вот, чьей жертвой я стала, – вслух подумала Октавия, но Ликия сделала ей знак молчать. После проповеди Петр совершал странный обряд с хлебом и вином. Ликия назвала его причастием.

– Тебе пока нельзя, – шепнула она Октавии. Однако, когда все разошлись, они с Петром остались одни, не считая десятка людей, запуганно взиравших на гостью.

– Ты совсем, как он, – Петр снова осматривал ее лицо. – Но это не значит, что тебя нельзя спасти.

Сама Октавия считала, что ее спасти нельзя. Боль и огонь засели где-то в глубине нее, как спящий дракон, который набирается сил для новой атаки.