Американский мультикультурализм. Интеллектуальная история и социально-политический контекст - стр. 31
На первый взгляд, восприятие культуры как пространства формирования определенного психологического и мировоззренческого типа личности отнюдь не противоречило факту существования современных поликультурных («мультимодальных») наций. Подразумевалось, что каждая локальная культура, даже при условии успешной адаптации к общенациональному политическому, экономическому, социальному пространству, не может утратить свой внутренний «интегратор» и неизменно воспроизводит присущий ей «модальный» тип личности. Но именно этот вывод заставлял скептически воспринимать культурную целостность «мультимодальных» наций. Так, например, Ральф Линтон в одной из своих статей язвительно критиковал образ «стопроцентного американца», который утром ест завтрак, составленный из продуктов, заимствованных его предками в разные эпохи из кулинарных традиций многих народов, одевается в ткани и детали одежды иностранного происхождения, читает газету на бумаге, придуманной в Китае и напечатанную буквами семитского происхождения, а также благодарит бога, заимствованного у евреев, за то, что тот сделал его «стопроцентным американцем»[127].
В годы Второй мировой войны, когда в американском обществе возникло сильное национально-патриотическое чувство, уязвимость подобных рассуждений стала особенно заметной. Более того, американцев начали живо интересовать национальные особенности их противников и союзников. Пытаясь преодолеть узость социально-психологического подхода, Р. Бенедикт и М. Мид предложили изучать национальные сообщества «на расстоянии». Этот метод подразумевал восприятие наций как особого типа сообществ, чья длительная история позволяет сформировать некий «национальный характер», являющийся культурно-историческим артефактом и очевидный лишь для «стороннего наблюдателя». Для изучения подобной проблематики в 1943–1946 гг. в Департаменте военной информации работал коллектив из 120 ученых. Их исследования, в том числе культовые книги «Хризантема и меч» Р. Бенедикт и «Народ Великороссии» Дж. Горера и Дж. Рикмена, вызвали большой общественный резонанс[128]. Наиболее примечательной методологической особенностью этих исследований стал переход от социально-психологической реконструкции «модальной личности» к более системному анализу национальных традиций воспитания, культурных институций, поведенческих стереотипов и этических норм. Так начал оформляться аксиологический подход к изучению национальных сообществ, основанный на реконструкции присущих им этико-мировоззренческих систем, моделей миропонимания и самоидентификации. Именно в таком смысловом контексте Роберт Редфилд разработал свою знаменитую концепцию «картины мира». В ней закреплялось представление о культуре как особом языке понимания и интерпретации окружающего мира, благодаря которому социальные сообщества обретают подлинное единство[129].
Оформление концепций «национального характера» и «картины мира», казалось бы, открывало дорогу к системному изучению современных «мультимодальных» сообществ. Однако авторы подобных теорий склонялись к тому, чтобы видеть в «больших» нациях лишь исторические артефакты или продукты формальной институционализации, а не динамичные, «живые» социальные системы. Так, Роберт Редфилд утверждал, что в современных условиях единой общенациональной «картины мира» попросту не существует. По его мнению, «большая традиция» укорена лишь в публичных институтах, тогда как «малые традиции», присущие различным социальным группам и культурным сообществам, формируют картину мира человека