Амалин век - стр. 93
Отверстие в центре свода юрты – единственное окно кочевого жилища. Зимой сквозь него выводят трубу от печки. В эту же ночь оно было свободным.
Несмотря на усталость, Амалия долго не могла заснуть. Она любовалась казахстанским небом, особенно низким, усеянным миллионом огромных и ярких звезд. Невольно она подумала о счастье: светит ли оно ей?
– Что значит "пропал без вести"? – теребили эти вопросы ее сознание. – Давид же не воевал один в пустыне. Куда смотрели командиры и начальники?
Амалия еще какое-то время бессмысленно перебирала все возможные варианты исчезновения солдата, пока не дошла до самого страшного:
– А может, его снарядом… да на мелкие кусочки разорвало?!
От ужаса она резко прикрыла рот и поспешно попыталась прогнать эту мысль прочь. Потом, нежно обняв и еще ближе прижав к себе двухмесячного Коленьку, она достала из-за пазухи деревянную резную фигурку – единственное, что у нее осталось от отчего дома. В начале войны, узнав, что она беременна, Амалия сразу разыскала в одной из комнат совхозного барака их семейную колыбель и принесла ее в свой угол в общежитии. А перед их выселением из Поволжья, догадываясь, что не скоро, если вообще, вернется назад, и понимая, что столетняя люлька безвозвратно испортится, она закусила губы и простым ножовочным полотном вырезала одну фигурку. Этого ангелочка она сейчас положила поверх пеленки сына, при этом тщетно пытаясь подавить в себе внезапно нахлынувшее рыдание. И все же не удержалась… Тихим эхом ответил ей плач, наполнивший всю юрту…
Амалия проснулась рано. Коленька разбудил ее – захотел есть. Спешно дав грудь ребенку, она оглядела юрту. Горки спящих под одеялами были покрыты тонким налетом инея, и над ними поднимались облачка теплого дыхания.
– Надо будет огонь разжечь, – подумала молодая мама, заканчивая кормить сына и неохотно вылезая из-под теплого одеяла, – вот только где здесь дрова найти?
Она вышла из юрты и, поеживаясь от холода, невольно залюбовалась просторами ровной и пустой степи, на горизонте которой уже светилась полоска восходящего солнца. Его первые лучи спешили согреть всё замерзшее. Амалия с наслаждением подставила лицо к их теплу. Прелесть пробуждения всегда в том, что оно приносит радость.
Чабанская точка располагалась на легком склоне неглубокой, но вытянутой долины. Здесь нашли укрытие от степных ветров маленький домик чабана и два плоскокрытых, длинных барака для содержания овец. Амалии понадобилось время, чтобы вспомнить и правильно перевести на русский название хлева.
– Овчарня, – с облегчением наконец-то ответила она.
В центре низины располагался, видимо, от бесснежья последней зимы наполовину обмельчавший пруд. За полосой полусухого камыша и низкого чернотала, обрамляющих его берега, едва просматривалась гладь воды. Недалеко от пруда раскинулся огороженный загон размером с футбольное поле. Слева от него, между двумя овчарнями, виднелась яма, предназначенная для скотомогильника. Об этом свидетельствовали бугры от вырытой земли, стая ворон, собравшаяся неподалеку несмотря на ранний час, и, главное, неприятный запах падали, доносящийся оттуда.
Амалия не заметила, как за ее спиной в проеме дверей появилась Ирма. Она некоторое время стояла в нерешительности, но, собрав всю свою смелость и поборов сомнения, подошла ближе и произнесла: