Алое Наследие - стр. 2

Я сижу на высоком металлическом помосте чуть сбоку от ринга. Никакой охраны. Сигарета тлеет в пальцах, я откидываюсь на спинку старого кожаного кресла и наблюдаю, как кулак врезается в челюсть и с кровью вылетают зубы. Публика воет от восторга. У кого-то день рождения – это свечи, подарки, пожелания. У меня – хруст костей и вкус пепла во рту.

Я вдыхаю, глядя на бой ещё пару секунд. Один из них уже еле держится. Значит, скоро конец.

Делаю глоток тёплого бурбона из стакана, ставлю его на подлокотник и встаю. Платье обтягивает бёдра, короткое, дерзкое. Спина голая. Я чувствую на себе взгляды мужчин, едкие, жадные, нетерпеливые. Кто-то свистит, другой подхватывает, раздаются комментарии, которые в другом месте могли бы стоить человеку языка.

Я разворачиваюсь медленно – с улыбкой, будто не спеша дать им удовольствие. Губы складываются в воздушный поцелуй. Отпускаю его им, с лёгким наклоном головы, от чего некоторые засмеялись, кто-то ошарашенно замолчал. Развернулась обратно и пошла к раздевалке.

Босоножки стучат по бетону, воздух с каждым шагом становится тяжелее. Здесь пахнет старыми бинтами, потом, кровью, мужской яростью. Я захожу внутрь – дверь за мной скрипит и захлопывается. Пространство полутёмное, с ржавым умывальником, грязным зеркалом и лавкой вдоль стены. Никого нет. И хорошо. Я сажусь, перевожу дыхание.

И всё равно… Сегодня он бы гордился мной? Или наоборот?

Я закрываю глаза. В голове всплывает тот первый раз. Три года назад.

Через пару недель после похорон.

Воспоминание…

Иногда мне кажется, что я всё ещё живу в его тени.

Как будто отец вот-вот вернётся – войдёт в кабинет, поправит запонки, тихо выдохнет и с улыбкой скажет:

«Хватит играть во взрослую, Элиана. Дальше я сам».

Но он не вернётся.

И никто, кроме меня, больше не зайдёт сюда как хозяин.

Мой отец был главой семьи Вальдес.

Имя, которое произносится тихо, но слышно далеко. У нас в Испании не разбрасываются громкими титулами – здесь никто не называет себя «доном» или «капо». Это звучит слишком театрально, слишком чуждо.

У нас достаточно фамилии.

Вальдес.

Старый род. Старое влияние.

Неугодные исчезают, нужные – процветают. Мы не суетимся, не лезем в свет, не мелькаем в новостях. Но каждый, кто работает на чём-то стоящем в этой стране, так или иначе знает – если ты вступаешь на территорию, которую держит Вальдес, ты либо договариваешься… либо становишься историей.

Отец управлял всем: потоками, связями, долгами, уговорами, страхами.

Без нас не принимались решения – неофициально, конечно. Мы не касались политики напрямую. Но политики касались нас.

А теперь – он мёртв.

И осталась я.

Сидя в кабинете за огромным письменным столом, я ощущала запах кожи, сигарет и старого дерева.

Сантьяго стоял сбоку, у полки с документами, читал вслух, объяснял, терпеливо, как всегда. Бумаги, счета, движения людей, обязательства, схемы поставок, нейтральные фамилии, за которыми прятались нужные… нужные нам.

– Все финансовые потоки мы оставили на прежних маршрутах. Менять структуру рано. Если кто-то начнёт суетиться, подумают, что мы слабы, тогда тебе прийдется показать свою силу, что ты здесь достойно и… – говорил он спокойно, чекано, как будто преподавал математику.

Я кивала. Вроде бы понимала. Но часть меня уплывала куда-то в сторону. Не могла сосредоточиться.