Алиса Коонен: «Моя стихия – большие внутренние волненья». Дневники. 1904–1950 - стр. 109
Вчера я молилась. Я просила у Николая Чудотворца, чтобы что-нибудь изменилось в наших отношениях – пусть [это будет не любовь – что-нибудь другое. – вымарано], но я не могу жить [без тепла. – вымарано]. В душе моей холод и тьма.
Сегодня целый день проторчала в театре.
Завтра генеральная 5 картин.
Что-то будет. Надо собрать все силы.
Беспокоит горло. Очень осипла.
13 [сентября 1908 г.]
Какое-то хорошее чувство удовлетворенья.
Со всех сторон – похвалы, почти восторженные383. Я нарочно не ходила в антрактах в публику – боялась увидать Вас., но чувствовала
В «Лесе»384 я услышала знакомое покашливанье, и что-то на минуту остановилось и замерло в моей душе, но потом напрягла волю и опять зажила картиной.
Сейчас чувство такой приятной-приятной усталости. С 10 часов утра до 9 вечера я была в театре.
[Строка вымарана.]
14 [сентября 1908 г.]
Сегодня узнала от Кореневой, что Вас. пришел только к «Лесу».
Лучших у меня картин он, значит, не видел.
Ну, что же делать – не везет.
Целый свободный день, и я не знаю, куда себя девать.
15 [сентября 1908 г.]
Сегодня странный тревожный день.
Утром на репетиции «Лазурного»385– я страдала, глубоко и серьезно, и было мне тяжело невыразимо. Чувствовала, что всему конец – [все в прошлом. Остались одни воспоминания. – вымарано].
После репетиции – осталась ждать Костю [К. С. Станиславского], и если бы он не ободрил меня – я бы измучилась. Говорила с ним так просто, хорошо.
Туманно спутанно [говорила. – зачеркнуто] рассказывала ему о своих сомненьях, колебаньях, а он говорил большие хорошие слова – о своей вере в меня.
«Откровенно Вам говорю, что если я примирился с тем, что Гзовской не будет386, то только [потому что Вы в театре. – зачеркнуто] благодаря Вам.
Вы – тот материал, из которого что-то можно сделать». [Вся цитата подчеркнута карандашом, очевидно, позже. Также на этих страницах красным карандашом отметки на полях и в тексте, а вверху листов обозначено]: Костя.
16 [сентября 1908 г.]
[Слово вымарано.] Я начинаю любить Костю [К. С. Станиславского]. В конце концов – он один остается. [Два слова вымарано.] Лужский становится попросту пошлым – он один, как Бог надо всеми.
17 [сентября 1908 г.]
Сегодня свободный вечер – не знаю, куда себя девать. На душе такая темь, такая пустота. Роль опять остановилась на мертвой точке387.
Грустно-грустно.
18 [сентября 1908 г.]
Сегодня чувствую себя бодрее. Самое ужасное во мне то, что я труслива. Бывают минуты, когда я чувствую себя смелее – и тогда становлюсь интересней, талантливей.
Боюсь, как бы трусость моя не погубила меня.
Надо быть смелой.
20 [сентября 1908 г.]
Вчера была генеральная.
Играла хуже, чем прошлый раз.
Настроение бодрое.
Работать хочется.
21 [сентября 1908 г.]. Воскресенье
Вчера много-много думала о Вас.
Звонили колокола, мерцал огонек перед иконой, и тихие грустные воспоминания [больно теснились, томили душу. – вымарано].
24 [сентября 1908 г.]
Послезавтра генеральная.
Через 6 дней спектакль.
Не верится.
У Вас. – плеврит.
Думаю о нем – мало.
26 [сентября 1908 г.]
У меня очень гадко на душе.
Играла сегодня отвратительно.
Нина Николаевна [Литовцева] была в театре.
Я – не актриса.
[Часть двух листов оборвана, но, похоже, ни на одной из сторон не было записей