Аккорды смерти в ля мажоре - стр. 10
– Не совсем, – ответил Баро. – Я предложил компенсировать завышенные требования певицы репертуаром. Я попросил её исполнить у нас «Лунного Пьеро» Шёнберга.
– Как вы сказали? – Ленуар уже где-то слышал эту фамилию.
– Шёнберга. Арнольда Шёнберга, австрийского композитора.
– Она каждый день репетировала эту роль. У Изольды были очень высокие требования к себе и к окружающим… – добавил пианист.
– К вам тоже? – спросил Ленуар, наблюдая за тем, как музыкант снимает с себя тугой галстук.
– С нашим Треви Изольда была особенно требовательна и строга. Изначально она хотела ангажировать пианиста из парижской оперы, но её импресарио счёл это за каприз и велел выделить пианиста из нашего театра, – ответил мэр. – Так вот, мадемуазель Понс издевалась над Треви, придираясь к каждой мелочи. Совсем его замучила.
– Это правда? – обратился Ленуар к пианисту. – В чём это выражалось, мсье?
– Мадемуазель Понс была очень талантливой. Она обладала абсолютным слухом. Я очень старался, но любая фальшивая нота или сбой в ритме… А партитура Шёнберга сама по себе очень сложная, это новое слово в музыке… В общем, любое отступление от партитуры вызывало у мадемуазель мигрень.
– Она постоянно одёргивала Жоржа, словно он не пианист, а тапёр в кабаке, – добавил Баро.
– Но вы не подумайте, для меня было честью работать с такой знаменитой артисткой! – приложив ладонь к груди, заверил Треви. – Я до сих пор не понимаю, что сподвигло мадемуазель Понс пойти на подобную крайность!
– На такие крайности людей могут толкнуть самые простые вещи. Вы не замечали ничего странного в её поведении накануне спектакля или во время исполнения «Вальса Шопена»? – спросил Ленуар, осматривая ухоженные ногти певицы. Казалось, она во всём любила точность и аккуратность. Мелкие порезы и царапины на руках контрастировали с белизной её ухоженной кожи.
Жорж замялся, а потом сказал:
– Не знаю, но меня удивила одна деталь. Возможно, я просто никогда раньше не имел дело с самоубийцами…
– Что именно?
– Мадемуазель Понс, как раз перед тем, как перерезать себе горло, закрывшись веером, она… она улыбалась.
Ленуар задумался. Смертельная гримаса певицы сейчас совсем не походила на улыбку.
– А откуда у неё этот нож? Разве на сцене не используют бутафорские ножи и аксессуары?
– Не знаю. Изольда накануне спектакля оставила свою костюмершу в отеле. Получается, что она вполне могла заменить бутафорский нож на настоящий, – ответил мэр.
– А что вы скажете о ране? Вы ведь работали раньше врачом? – заметил Ленуар.
Баро поправил рукава своей рубашки с дорогими запонками и ответил:
– Разрез нанесён неумелой рукой, но могу сказать, что в данном случае отсутствие опыта компенсировалось остротой ножа.
Ленуар вытащил из кармана носовой платок, поднял нож и натянул его со стороны окровавленного лезвия. Платок с лёгкостью разошёлся на две части. Перед глазами Ленуара снова задвоилось. Он вспомнил нож, которым перерезали горло Николь.
– Его заточили совсем недавно. Это заметно по тому, как блестит лезвие. Странно, что певица решила покончить с собой прямо на сцене. Может, она находилась под воздействием алкоголя или лекарств, воздействующих на нервную систему? – спросил Ленуар.
Баро в ответ только развёл руками.
– Отправьте жандарма с запросом на аутопсию. Вам точно не откажут. Если повезёт, то врач сделает её уже утром.