Аише - стр. 32
Старые морщинистые пальцы с узловатыми суставами ловко перебирали целебное богатство, пока в самом дальнем углу не наткнулись на невзрачный серенький холщовый мешочек. С торжествующим видом повернувшись к девушке, дед Лукьян довольно хекнул.
- Ишь ты, думал, выкинул! – сказал он, сверкнув глазами.
Медленно поднявшись из погреба, трясущимися руками он настрогал бережно невзрачные светло-коричневые корешки, опустил в котелок с кипящей водой, побултыхал ложкой, потом добавил кусочек сахара, отколов его от большой головы, размешал, попробовал на язык и скривился.
- Гадость редкостная! – сообщил с радостным блеском в глазах наблюдавшей за ним девушке.
Та затаенно вздыхала, надеясь, что этот корешок поможет излечиться Киарану.
Когда отвар остыл, дед Лукьян еще раз перемешал его ложкой, взбалтывая, и подошел к затихшему мужчине. Грудь последнего вздымалась тяжело, дышал он со свистом сквозь приоткрытый рот, щеки ввалились, щетина покрывала их сплошным покровом, спускаясь на худую шею.
- Держи голову, - приказал замершей Аише дед.
Та послушно подошла и взялась обеими руками за виски Киарана, ощущая под пальцами жар и испарину.
- Ну давай, голубчик, будем лечиться! Авось, и от горячки поможет корень-то! – дед приблизился с ложкой к мужчине и влил в полуоткрытые губы отвар, помассировав ему горло, чтобы стимулировать глотание.
Процесс пошел – губы раненого сомкнулись, он сглотнул, потом еще и еще раз, пока кружка не опустела.
Отставив посудину, старик уселся рядом с Киараном и взял в руки его запястье, расположив пальцы там, где бился слабой жилкой пульс.
- Стихает! – сообщил некоторое время спустя он замершей в тревожном ожидании девушке. – Стихает!
Не вижу ваших комментариев:(( Автора и муза это огорчает страшно:(( Мы не понимаем, в верном ли направлении движемся в развитии сюжета.
19. Глава 17. Догадка
Отвар помог – Киаран пошел на поправку. Конечно, о полном выздоровлении говорить было рано – ослабленный организм никак не хотел бороться с горячкой, а потому жар периодически возвращался. Сутки пришлось не отходить от постели, меняя компрессы и обтирая тело влажной тканью.
Аише, однако, вздохнула к следующему утру с облегчением – пару раз мужчина даже пришел в себя, обводя избу мутным взглядом, да сосредотачивая его на девушке. Всякий раз ей хотелось взять его за руку и ободряюще пожать, мол, я здесь, я рядом, она даже тянула пальцы, но потом осекалась – как можно! Не жена она ему, не нареченная! Итак пришлось все устои попрать, ухаживая в болезни за ним, а теперь непонятно, как будет дальше. Стыдоба! Ведь она видела все его сокровенные места, и более того – мыла его, трогала руками, будто супруга.
В груди ее поселилось какой-то давящее чувство, то ли жалость, то ли что-то еще, но при взгляде на раненого ей всякий раз приходилось одергивать себя и напоминать, что как только он поправится – уйдет отсюда, а потому надо гнать непрошенные мысли от себя.
К вечеру Киаран смог даже самостоятельно выпить лекарство, приподняв голову. Дед Лукьян одобрительно крякнул, мол, знай наших! Но уже возле стола девушка увидела, что брови его сведены к переносице, а весь вид мрачен.
- Что, деда? – с тревогой вгляделась она в выцветшие голубые глаза.
- Горячку победить не просто, - отозвался тот негромко. – Жар отступил сейчас, но может вернуться. Болезнь жрет его изнутри. В ранешние времена-то фениксы особо тяжелых своим целебным огнем лечили, а сейчас-то наш Император не может так. Холодный у него дар, жизни в нем нет. Да и не наш он, этот Киаран-то. Поди, с той стороны границы. Не подействует на него животворящий огонь.