1877. Обретая прошлое - стр. 29
Я слышать слышу, а сама из греческого трудный отрывок перевожу – не вникаю сильно в их разговор. Подумала было, что надо с Дуней поговорить, чтобы всерьёз не принимала такое, да сразу и отвлеклась. Смотрю – она уж ушла. Надо бы догнать, объяснить, да не такая же она наивная, верить этим болтушками. Как же я ошиблась!
Утром бедняжка явилась на урок. И надо же, что попала именно к Константину Петровичу – а он недобрый и простолюдинов не любит. Так унизительно (и вежливо, главное, с улыбочкой своей холодной) принялся объяснять Дуне, что низшим слоям грамота ни к чему, особенно женскому полу.
Другой, может, и не передал бы дальше эту историю, а этот и к инспектору не поленился съездить. Скандал был… Выгнали Дуню с места. Как она плакала, как просила оставить! Ведь она старшая в семье. Отец всё болеет, на фабрике из последних сил работает, а мама умерла. И трое младших.
Девочки тоже поняли, что дурно поступили, да поздно.
А я виновата: промолчала, не предупредила. Ведь Дуня ко мне привязалась и надеялась, что заступлюсь: так смотрела, когда учитель ей в классе свои дикие рассуждения высказывал, и потом, когда объявляли, что увольняют (а это прямо у нас в будуаре было). Да кто ж меня послушает? Я было завела разговор с Любовью Семёновной, но она только посочувствовала. Хоть за стенами жизнь меняется, здесь к воспитанницам относятся как к несмышлёным, не понимающим жизни барышням.
21 декабря
Сегодня начали приезжать за воспитанницами из других городов, кому добираться долго. Скоро и нам ехать. Уроков уже нет, так что мы развлекаемся сами. Утром играли на улице. Снега много, и совсем не холодно. Затеялись возиться с малышами: и им интересно, и нам.
После обеда взяли книги и читали очень долго. Так уютно, устроившись в кресле, смотреть в окно: на улице мороз, тучи наползли, а у нас в зале светло, печка натоплена.
Я принялась за роман Чарльза Диккенса «Лавка древностей». Читаю и плачу украдкой: Дунечку вспоминаю. Как дети беззащитны в страшном мире… Да и не только дети, все бедняки. А ещё меня с первых страниц поразило имя девочки – Нелл. Почти как Нелли из «Униженных и оскорблённых» Фёдора Михайловича Достоевского. Обе, бедняжки, хоть и из разных стран, но с очень похожей судьбой. Они рано столкнулись с несправедливостью и жестокостью взрослой жизни. Обе заботятся о стариках – своих дедушках. Надеюсь, у этой истории финал будет не такой печальный, как в жизни с нашей несчастной горничной. Что-то с ней будет?
А Катя не хочет ничего грустного знать. Потому, говорит, лучше стихи, чем романы. Часто вижу у неё томик Пушкина. Кажется, уж всего наизусть знает!
23 декабря, Рождествено
Вот и прибыли домой! Ах, как же здесь хорошо! На станции нас встретили на санях. Укутали в тулупы, и понеслись наши троечки по снежной дороге. Пока ехала, решила непременно вечером устроиться на широком подоконнике библиотеки (любимое моё место) и описать сегодняшний необыкновенный день.
Ночью, когда поезд мчал нас из столицы, падал снег. Именно падал, а не шёл. Потому что казался он таким тяжёлым, как только что постеленная перина, и таким лёгким, как нечаянно выпавшая из неё пушинка. И казалось, что мы никуда не доедем: замрём посреди ровного поля и нас – всех пассажиров – накроет и убаюкает матушка-метелица.