15.02.13. Они держали за руку город - стр. 12

Анька поставила на тумбочку собранный рюкзак, полезла в шкаф за курткой. Мама нервно кусала губы и елозила большим пальцем по дисплею смартфона.

Ирина Ермилова действительно спешила: будильник не зазвонил, хлебопечка не включилась вовремя, лишив девушек свежего и вкусного завтрака (пришлось закидывать в топку вчерашнюю пиццу), заказчик перенес встречу на час раньше, то есть нужно было лететь на всех парах, игнорируя светофоры и дорожные знаки. А тут еще дочь ковыряется в носу, будто у нее девять жизней, как у кошки.

Аня Оленичева, понимая, что раздражает мать, делала это с каким-то сладострастием, неожиданным для нее самой. Не сказать, что мстила за папу – она обоим своим родителям с удовольствием бы навешала кренделей, – но результаты глупого кейса с недоплаченными алиментами не давали девочке покоя. Неправильно все это. Предки нормально общались после развода, папа приходил на ее дни рождения, возил по спортивным секциям и кружкам, мотался по больницам, каждые выходные и праздники проводил с дочкой. И что вдруг случилось? За что она его? Неужели так накосячил?

Аня насупилась. Неотвеченные вопросы часто вгоняют в ступор в самые неподходящие моменты.

– Ну, чего застыла? Мне помочь надеть?

Аня, не размыкая надутых губ, натянула на себя куртку, медленно застегнула молнию и принялась столь же неторопливо всовывать ноги в ботинки, игнорируя обувную ложку. Она чувствовала, что мама близка к ядерному взрыву, но ничего не могла с собой поделать. Дети такие дети…

Вопреки ожиданиям, Ирина Ермилова не разразилась гневной тирадой. Со вздохом опустила руки.

– Ань…

– Да?

– Ты чем-то расстроена?

Девочка замерла. Второй ботинок остался ждать своей очереди.

Это хуже Хиросимы…

Ирина протянула к ней руку, хотела погладить по волосам, но Анна отстранилась. Спустя мгновение пожалела об этом, но было поздно.

Теперь стало больно маме. Она прислонилась к двери и стала смотреть в потолок. Верный признак подбирающихся слез.

Блин, это черт знает что! Это какое-то неизлечимое детское проклятие: хочешь угодить обоим, потому что обоих любишь, но предки постоянно выкидывают такие фортеля, что хочется собрать рюкзак, сесть на электричку и укатить в Простоквашино. А вы тут донашивайте свои вечерние платья сколько душе угодно!

Слезы не пошли, мама справилась. Вдохнула-выдохнула и снова была в форме.

– Ладно, Анют, вечером обсудим… если захочешь. А сейчас ускорься, пожалуйста.

Для заключения перемирия Ирина выставила кулачок. Аня стукнула по нему своим, улыбнувшись сдержанно, но искренне. На данном этапе этого было достаточно.

Второй ботинок девочка надела быстро и без проволочек. Закинула за спину рюкзак, выпрямилась.

– Ну, пошли, что ли.

На лестничной площадке столкнулись с соседкой, пенсионеркой Владой Иннокентьевной Полищук. Аня всегда удивлялась ее имени. Никак не монтировалась с такой звучной красотой эта худощавая тетка в поношенном китайском пуховике, с серым платком на голове и с выражением лица человека, видевшего живьем Кутузова. Вот ей бы «Галина Петровна» подошла, как математичке в школе, или какая-нибудь «Евдокия».

– Доброе утро! – сказала воспитанная Аня.

– Привет, красавица! – отозвалась Влада Иннокентьевна, спускаясь по лестнице. Ирине она просто молча кивнула. – В школу идешь?

– Туда. А вы чего не на лифте?