15.02.13. Они держали за руку город - стр. 14
– Для тебя, Саш, я так понимаю, насущный вопрос?
Саша на пару секунд завис. Юля показала ему язык. К счастью, в студии не было веб-камеры, поэтому во время прямого эфира ведущие могли себе позволить строить какие угодно рожи и показывать любые жесты. Стас неоднократно предлагал наладить видеотрансляцию в Интернете, но Юля и Саня стояли намертво. «А если я захочу зад почесать? – возмущался Оленичев. – Мне из кадра выходить?»
Так пока и кривлялись. Впрочем, сегодня Юля была не в настроении, поэтому Саша решил не напирать.
– Для меня не особо насущная проблема, но для многих людей важно иметь возможность заглянуть в магазин посреди ночи. Итак, друзья, звоните и высказывайтесь. Телефон прямого эфира…
…Полчаса пролетели незаметно. Завершив битву со злом в виде ночных магазинов (слушатели-мужчины встали грудью на защиту разливаек, а женщины, как обычно, предлагали поднять вопрос о возрождении матриархата), Саша бросил наушники на стол и полез в карман за сигаретами.
– Возьми меня с собой, – сказала Юля.
– Уверена? Сколько ты не курила?
– Полгода.
– Может, не стоит?
Юля махнула рукой. О вреде курения она думала в последнюю очередь, ее физическому здоровью угрожало кое-что похуже.
На выходе из эфирки их встретил Стас. Низкорослый Саша медленно прошел взглядом от брючного ремня Босса до его подбородка. В глаза смотреть не хотелось.
– Сань, есть разговор, – извиняющимся тоном произнес Корешков.
– Прямо сейчас?
– Ну, перекури спокойно.
– Боюсь, перекур уже не будет спокойным…
Оленичев сделал дурацкий книксен и вышел в коридор. Юля с виноватой улыбкой хотела шмыгнуть за ним, но Стас ухватил ее за локоть.
– Юль, у вас случилось чего?
– Почему ты так решил?
– Ну, я же все слышу. Если вы думаете, что я бесчувственный чурбан…
Юля сморщилась. Вот чего ей точно сейчас не хотелось, так это слышать, как Станислав Корешков пытается играть роль наставника и старшего товарища. Мужику пошел пятый десяток, он был давно и счастливо женат, у него двое очаровательных детей и не менее очаровательная жена. Он – идеальное воплощение мещанского счастья… и он понятия не имеет, чем живут люди!
– Извини, – сказала Юля, высвободив руку, – давай не сейчас.
Стас смущенно почесал нос.
09:10. Цветы
Пробка у перекрестка Труда и Энгельса не думала рассасываться. Евгений открыл дверцу, выглянул наружу. Выматерившись, сел обратно.
– Что там? – спросил водитель такси.
– Жопа там! Красненькая машинка решила проехать на красненький свет. Нашла время, цапля…
– Авария?
– Она!
Водитель постучал пальцами по рулю. Выбраться из пробки не было ни малейшей возможности.
– Пешком пойдете? – спросил он.
– Да. – Евгений вынул бумажник.
Может, оно и к лучшему: прогуляется полкилометра пешком по морозцу, немного успокоится, подышит свежим воздухом… хотя какой он, к черту, свежий – при такой-то розе ветров, несущей с севера на город всю таблицу Менделеева.
Он миновал перекресток. Обладательница красненькой машинки, в которую сзади влетел большой черный джип, названивала кому-то по телефону. Миниатюрная дама средних лет в мохнатой шапке, перепуганная, как обложенная псами кошка, размахивала руками, орала на хозяина джипа. Евгений преисполнился еще большей ненависти к женскому поголовью…
Впрочем, вышагивая по улице Труда мимо цветочных магазинов, Евгений начинал остывать. Он понял, что ничего с Юлей не сделает. А что тут сделаешь? Он действительно повел себя некрасиво. То, что Юля в свои тридцать с копейками осталась наивной дурехой, верящей в принцев, не избавляло его от ответственности. Он старше, опытнее, пережил два гражданских брака, держал попугая… и он должен был осознавать степень своего цинизма, когда покорял вершину, которую и покорять-то нечего. Не вершина, а холмик от кротовьей норки.