Аннотация
Книга «Щекотливый субъект» исследует сложные и многоуровневые взаимоотношения между психоанализом, философией и субъективностью, в частности через призму трудов Жака Лакана и Мартина Хайдеггера. В предисловии к новому изданию рассматриваются критически важные концепции, связанные с картезианской субъективностью и тем, как Лакан переосмысливает идею cogito, принимая во внимание хайдеггеровскую критику. Лакан вводит идеи бессознательного и символизации, подчеркивая различие между фрейдовским Bejahung (принятие) и Verwerfung (отвержение), что становится основой его подхода к языковому выражению и субъектности.
Ключевым аспектом книги является различие между психозом и нормальным состоянием в отношении языка и символизации. Лакан утверждает, что психотики не просто отклоняются от нормы: они обладают уникальным способом использования языка. Отсутствие бессознательной подоплеки делает их выражения по-другому информативными, хотя и затрудняет их понимание. Этот формат взаимодействия с языком создает особое положение, где языковая система представляется как средство страдания, что подчеркивает глубокую зависимость человеческой субъективности от языка.
Лакан также обращается к парадоксальной связи нормальности и психоза, отмечая, что обычная речь может оказывать меньший эффект в глубоком содержательном выражении по сравнению с переживаниями психотиков, что открывает новые горизонты для изучения субъективности. Таким образом, язык представляет собой не только средство общения, но и арену, в которой человек сталкивается со своими внутренними конфликтами и страданиями.
Глава о Хайдеггере фокусируется на сложном статусе его философии в современном дискурсе. Несмотря на признание его как авторитетного мыслителя, многие философы испытывают неловкость по отношению к его идеям, особенно в свете его связи с тоталитарными проявлениями. Здесь возникает вопрос: может ли хайдеггеровская критика субъективности использоваться для защиты демократических ценностей? В этом контексте Лакан использует хайдеггеровские концепции для обогащения психоанализа, однако избегает глубоких философских привязок, что добавляет сложности к их взаимосвязи.
В книге также поднимается тема политической ангажированности Хайдеггера, что становится предметом критики. Автор отмечает, что Хайдеггер, хотя и предостерегал от смешивания онтологического и онтического, сам попал в ловушку, придавая нацизму онтологическое значение. Этот момент еще больше усложняет его философское наследие и ставит под сомнение способность его работ давать ясные ориентиры для современного этико-политического дискурса.
Рассматривается также кантовская концепция воображения, где подчеркивается его роль как в процессе познания, так и в опыте субъективности. Однако, согласно автору, кантовское воображение является двусмысленным инструментом — оно может разлагать целостные идеалы на фрагменты. В контексте борьбы между моралью и природным инстинктом тут отмечается противоречие между внутренними стремлениями человека и необходимостью соблюдать социальные нормы.
Философские размышления переходят к анализу радикализации идей Канта в работах Фихте, который отклоняет абсолютный подход субъекта и вводит понятие Anstoss как критического момента для субъекта. Anstoss, как нечто инородное, становится основой для формирования реальности, показывая, что субъект не является единственным источником своей реальности, а скорее взаимодействует с множеством обстоятельств, выходящих за его пределы.
Кульминационным моментом книги становится исследование связи между субъективностью и социальной реальностью через анализ творений Дэвида Линча. Линч, используя техники, разрушает традиционные представления о восприятии. В этом контексте обращается внимание на антиидеологические нарративы, которые подчеркивают анаморфный характер реальности, где субъективные нарративы формируют не только восприятие, но и саму структуру реального.
В итоге «Щекотливый субъект» обращается к первоисточникам философской мысли, предлагая детальный анализ взаимодействий между субъективностью, языком и реальностью, углубляясь в тонкие нюансы человеческого опыта, который формируется в результате воздействия культуры, языка и общества. Эта работа поднимает важные вопросы о том, как понимать и воспринимать нашего «я», когда оно находится в водовороте сложных социальных и философских обстоятельств.
