Зримые голоса - стр. 5
Есть также категория глухих, страдающих тяжелой тугоухостью, полученной обычно в результате заболеваний или травм уха в раннем детстве, но у таких больных так же, как и у слабослышащих, восприятие речи все же возможно, особенно с помощью сложных, часто компьютеризированных и индивидуально подобранных, современных слуховых аппаратов, которые теперь имеются в продаже. Есть также «совершенно глухие» – в просторечии их называют глухими как пень – у этих людей нет никакой надежды слышать речь независимо от прогресса в технологиях слуховых аппаратов. Абсолютно глухие люди не могут общаться обычным способом. Они либо учатся читать по губам (как это делал Дэвид Райт), либо общаются с помощью языка жестов, или пользуются и тем и другим.
Дело, правда, не только в степени глухоты – здесь важен возраст, в котором человек теряет слух, и его общее развитие. Дэвид Райт в процитированном выше абзаце пишет, что потерял слух после того, как научился владеть языком, и (таков его случай) он не может даже вообразить себе, как чувствуют себя люди, лишенные слуха от рождения или потерявшие его до овладения устной речью. Он пишет об этом в следующих отрывках.
«Мне повезло – если считать, что глухота была написана мне на роду, – в том, как именно я стал глухим. В семилетнем возрасте дети, как правило, уже владеют языком – как это было со мной. То, что я знал естественный язык, имело еще одно преимущество: произношение, синтаксис, модуляции голоса, идиомы – все это я усвоил на слух. У меня была основа словаря, который я мог легко расширить чтением. Всего этого я был бы лишен, если бы родился глухим или потерял слух до того, как научился говорить». [Курсив автора.]
Райт пишет о «фантомных голосах», которые он слышит, когда с ним говорят, при условии, что он видит губы и лица говорящих. Он слышит также и шелест листьев, когда видит, как они шевелятся от ветра[9]. Райт превосходно описывает появление этого феномена – он возник сразу, как только мальчик потерял слух:
«Мне было трудно воспринять мою глухоту, потому что с самого начала мои глаза стали непроизвольно переводить движение в звук. Моя мать проводила со мной большую часть дня, и я понимал абсолютно все, что она говорила. И почему нет? Сам того не зная, я всю жизнь читал по ее губам. Когда она говорила, мне казалось, что я слышу ее голос. Это была иллюзия, которая сохранилась даже после того, как я понял, что это иллюзия. Мой отец, двоюродные братья, все, кого я знал, сохранили свои фантомные голоса. Того, что они являются плодом моего воображения, проекциями опыта и памяти, я не понимал до тех пор, пока не вышел из госпиталя. Однажды, когда я говорил со своим двоюродным братом, он в какой-то момент прикрыл рот рукой. Тишина! Раз и навсегда я понял, что если я не могу видеть, то не могу и слышать»[10].
Хотя Райт знает, что звуки, которые он «слышит», являются «иллюзорными» – «проекциями привычки и памяти», – они остаются живыми для него все те десятилетия, что он страдает глухотой. Для Райта, как и для всех тех, кто оглох, успев усвоить язык на слух, мир остается полным звуков, пусть даже и «фантомных»[11].
Совершенно иное, причем абсолютно непостижимое слышащими людьми, а также людьми, оглохшими после усвоения языка на слух (например, такими, как Дэвид Райт), происходит, если слух отсутствует с рождения или теряется до усвоения речи и языка. Те, кто страдает такой ранней или врожденной глухотой, входят в категорию, которая качественно отличается от всех других категорий людей с нарушениями слуха. Для таких людей, которые никогда в жизни не слышали, у которых нет слуховых воспоминаний, образов или ассоциаций, нет и не может быть даже иллюзии звуков. Они живут в мире полного, нерушимого безмолвия и вечной тишины