Зорге и другие. Японские тайны архивных дел - стр. 14

По личному впечатлению – это человек с тонкой душевной организацией, болезненно реагирующий на все более или менее крупные внешние явления… <…>

Временами производит впечатление настоящего ребёнка со всей непосредственностью последнего. Временами настораживается и болезненно прислушивается, приглядывается, точно ожидая откуда-то удара. Очевиден уклон к мистике, который начался в том же 1905 году. Занимался много литературой, специализировался на Шекспире, имеет много написанных уже литературных работ.

Во время посещения Г[енерального] консульства 11 июня 1926 г. Вановский сообщил между прочим, что довольно хорошо знаком с т.т. Богдановым, Цюрупой, встречался с т. Каменевым, Луначарским, Красиным[7], и заявил, что теперь, основательно продумав события последних лет, он активно может работать в СССР, принимая участие в строительстве и вполне разделяя точку зрения Советской власти.

Производит впечатление человека, который не любит пускать слов на ветер и говорит правду.

Гр. Вановский – инвалид революции, в контрреволюционных организациях никакого участия не принимал, по своей специальности может быть в СССР очень полезным, бременем для государства быть не может, так как жена его, работающая врачом в Москве, дала подписку о том, что берёт его на своё иждивение.

Принимая это всё во внимание, Г. консульство полагает, что гр. Вановского в гражданстве СССР восстановить следует, причём просит дело восстановления провести в самом ускоренном порядке, так как оформление последнего затянулось в Г. консульстве не по вине гр. Вановского».

Лигский раскритиковал допросные методы общения Сверчевского с «инвалидом революции», не обратившего внимания «на тюрьмы, ссылку и болезнь последнего». Что же касается потенциальной возможности Александра Алексеевича высказать своё мнение на пути развития революции, то тут генконсул ещё раз прямо заявил:

«Опасности от возвращения Вановского в СССР, если бы он даже и занялся там поправками к марксизму, едва ли можно бояться, так как фактически поправками этими в СССР заниматься не смог бы.

Слишком уж велики глаза у страха т. Сверчевского.

Кроме того, Вановский явно указал на то, что желает быть в СССР полезным именно в области Шекспира и литературной деятельности вообще. Подписку он, конечно, даст».

В конце концов Лигский победил. Полпредство СССР в Японии поддержало точку зрения своего генконсула, и спустя год, летом 1927-го, Вановский получил советский паспорт. Он даже чуть было не отправился уже на родину, но как раз в это время в Токио приехала его дочь Оксана. Родившаяся во время его вологодской ссылки, а теперь пережившая Гражданскую войну, взятие большевиками Крыма, своими глазами видевшая морских офицеров, «стоявших» на дне моря с привязанными к ногам камнями, работавшая у большевиков в статусе «трофейного врача», дважды арестованная, познавшая все ужасы и унижения и чудом избежавшая расстрела, она рассказала отцу о том, что происходило и происходит в Советской России на самом деле. А тут ещё в Токио приехал назначенный новым советником полпреда СССР, бывший товарищ братьев Вановских по подпольной работе Иван Михайлович Майский. На вопрос Александра Алексеевича, стоит ли ему возвращаться на родину, советник ответил без дипломатических экивоков: «Нет. Не советую»