Золушка - стр. 21
К старшей дочери Рене отец стал относиться с полным презрением и часто, даже при посторонних, давал ей наименование продажной женщины.
Чаще всего он выражался о Рене словами:
– Старшая дочь? C’est de la marchandise[100].
Умная и степенная девушка, отчасти высокомерная, отличавшаяся самообладанием, молча терпела укоры и насмешки отца. Хотя она была уже совершеннолетняя и, конечно, стремилась поскорее перебраться из дома в дом богатого любовника, но все же оставалась, побаиваясь отца. Ее любовник, пожилой Грожан, тоже опасался человека, который уже отсидел в тюрьме за убийство.
К своей второй дочери, Марьетте, Карадоль относился равнодушно. Крайне веселая и беспечная девушка иногда забавляла его, но она любила лгать и льстить, и вообще отличалась уменьем подделаться ко всем, равно и к своему сурово-печальному отцу. Сердце отца не лежало к лукавой дочери. Он чувствовал в Марьетте худые задатки, как бы прирожденные, порочность мысли, чувств и вкусов. Ему часто казалось, что она много хуже своей виновной, но гордой, прямой и честной сестры. Участь Рене лежала камнем на сердце отца, но представлялась ему несчастной случайностью. Будущая худшая судьба Марьетты представлялась ему неизбежным последствием ее натуры.
Зато третью дочь, девочку, которой шел лишь одиннадцатый год, Карадоль полюбил еще более, чем прежде. Он видел в ней себя самого в женском образе. Эльзира и лицом и характером напоминала ему его детский возраст.
Одно поражало Карадоля, чего он не мог себе, однако, объяснить. Из рассказов покойного отца своего он знал разную мелочь о жизни и нравах креолов в колониях. Теперь многое, что он слышал от отца, он находил в Эльзире, не имевшей, конечно, никакого понятия о Гваделупе и ее обитателях и не знавшей даже, что она – квартеронка[101].
Так, между прочим, маленькая дочь, носящая имя бабушки негритянки, сама выдумала себе однажды висячую постель, протянув простыню на веревках между деревьями садика. Она умоляла позволить ей спать там на воздухе. А между тем Эльзира не могла и подозревать, что давно существует на свете нечто, называемое «гамак».
Девочка до безумия обожала сахар, причем настолько, что вид большого блестящего куска приводил ее в особо возбужденное состояние, глаза искрились, лицо румянилось, в руках появлялись тревожные движения.
Кроме того, безукоризненного поведения во всем, послушная, правдивая и разумная Эльза отличалась одним грешком, с которым Карадоль долго боролся по возвращении в семью… Под влиянием его убеждений, просьб и даже угроз, девочка, казалось, сама тоже боролась со своим пороком, но исправилась с величайшим трудом.
Дело было в том, что за время трехлетнего пребывания Карадоля в тюрьме, маленькая Эльза жила в семье диким зверком, ибо ни мать, ни сестры, уже взрослые, не обращали на ребенка никакого внимания. Пользуясь полной свободой и, исчезая из дому по целым дням, девочка повсюду бродила одна, уходя иногда лье за десять от дома, а летом часто еще и ночевала под открытым небом.
Одновременно, весь район стал жаловаться на вновь появившуюся беду, грозящую перейти в настоящее «fléau»[102]. Неизвестные воры уничтожали по ночам фруктовые сады окрестности. Лучшие плоды и ягоды исчезали почти повсюду. Самая зоркая бдительность ночных сторожей не приводила ни к чему. И не мудрено. Ведь они караулили и высматривали взрослых воров, а у них под носом появлялся, проползал в траве и кустами и делал свое разорительное дело крошечный воришка, к тому же ловкий, хитрый и дерзкий, не уступавший в искусстве хорьку и лисице. Ни разу не попалась Эльза в своих ночных походах, а сама в минуту откровенности призналась во всем вернувшемуся отцу.