Золотые Ворота - стр. 41

Президент был не из тех, кого легко выбить из седла, иначе он никогда не стал бы президентом.

– Вы упомянули слово «совесть». Но есть ли она у вас?

– Честно говоря, не знаю, – откровенно признался Брэнсон. – Если дело касается денег, то наверняка нет. Большинство по-настоящему богатых людей мира – моральные уроды, люди с криминальным складом ума, которые поддерживают видимость законности, нанимая юристов, таких же моральных уродов, как и они сами. – Его охватило вдохновение. – Мультимиллионеры, политики, юристы – кто из них находится дальше за пределами морали? Нет-нет, не отвечайте, а то я могу нечаянно перейти на личности. Мы все негодяи, независимо от того, скрываемся ли под лицемерной маской законности или нет. Лично я просто хочу быстро получить хорошие деньги и считаю, что этот способ ничем не хуже других.

Квори сказал:

– Мы усвоили тот факт, что вы честный вор. Давайте перейдем к делу.

– То есть к моим разумным требованиям?

– Именно, мистер Брэнсон.

Брэнсон окинул взглядом арабских нефтяных магнатов (кроме Имана, которого отправили в больницу) и президента.

– За всех разом, живых и невредимых, не торгуясь из-за каждого цента, – триста миллионов долларов. Тройка с восемью нулями.

Для миллионов телезрителей по всей Америке это прозвучало как удар грома. Наступившая тишина была с избытком компенсирована им широтой и разнообразием чувств, отразившихся на лицах, которые они видели на экранах: от яростного возмущения к полному непониманию, абсолютному недоверию, глубокому потрясению. И действительно, в эти несколько ненарушимых мгновений тишины любой звук был бы непростительным вмешательством. Как и следовало ожидать, первым пришел в себя министр финансов, который привык иметь дело с цифрами, содержащими большое количество нулей.

– Мне послышалось или вы действительно назвали эту цифру?

– Тройка и восемь нулей. Если вы дадите мне доску и мел, я вам ее напишу.

– Какая нелепость! Какое безумие! Этот человек сумасшедший! – Президент, чье побагровевшее лицо ярко выделялось на экранах цветных телевизоров, сжал кулак и огляделся вокруг в тщетных поисках стола, по которому можно было бы стукнуть изо всех сил. – Вы знаете, Брэнсон, какое вас ждет наказание за похищение людей, шантаж, вымогательство с применением угрозы в масштабах…

– В масштабах, беспрецедентных в истории преступлений?

– Да. В масштабах совершенно… Замолчите!.. Наказанием за измену – а это самая настоящая измена! – может быть смертный приговор, и если это последняя вещь, которую я…

– Последняя? Это нетрудно обеспечить. Будьте уверены, господин президент, вам не удастся изменить ход событий. Лучше поверьте мне на слово. – Брэнсон достал пистолет. – Или вы хотите, чтобы в подтверждение моих намерений я на глазах у ста миллионов телезрителей прострелил вам коленную чашечку? Тогда вам и в самом деле пригодится ваша трость. Впрочем, мне это безразлично.

И действительно, в его голосе звучало холодное безразличие, которое было страшнее самих слов. Президент разжал кулак и не сел, а буквально рухнул на стул. Его лицо из багрово-красного стало серым.

– Вашим людям пора научиться мыслить масштабно, – продолжал Брэнсон. – Мы живем в Соединенных Штатах, в богатейшей стране мира, а не в какой-нибудь банановой республике. Что такое триста миллионов долларов? Пара подводных лодок «Поларис»? Ничтожная доля стоимости полета человека на Луну? Малая часть от одного процента валового национального продукта? Если я возьму эту каплю из огромного богатства Америки, никто не пострадает, а вот если я не получу этих денег, многим будет очень не хватать вас, господин президент, и ваших арабских друзей. Подумайте о том, что потеряете вы и что потеряет Америка. В десять, в сто раз больше! Начнем с того, что не будет построен завод по переработке нефти в Сан-Рафаэле. Ваши надежды на то, что наиболее благоприятствуемая нация сможет получать нефть по символическим ценам, никогда не осуществятся. На самом деле, если их высочествам не удастся благополучно вернуться на родину, на Соединенные Штаты будет наложено нефтяное эмбарго, и это ввергнет страну в такой упадок, по сравнению с которым Великая депрессия тысяча девятьсот двадцать девятого года покажется воскресным пикником. – Брэнсон посмотрел на министра энергетики. – Вы согласны, мистер Хансен?