Золотой жёлудь. Асгарэль. Рассказы - стр. 18
– Ты о себе много возомнила, а сама даже томхакаи сварить не умеешь, – со смехом сказал он ей. – Деревенщина.
– Тяй-йен-йен! Не трогай её, сынок. Ей надо хорошо выглядеть сегодня,– проворчала из угла похожая на жабу женщина. – Эй, Маи! Намажься как следует. А то будешь, как цыпленок без пуха.
– Тётя, я не хочу, этот китаец такой старый! – взмолилась девушка.
– Ну и что? Лучше быть зазнобой у пожилого, чем рабыней у молодого!
– Однажды я тоже стану богатым, как этот Чанг Жень, – с завистью сказал Лек.
– Хфа, – фыркнула его мать, – не стремись к невыполнимому, не то надорвешься. Видел, какую кучу слон накладывает? Сможешь наложить такую же?
Лек самолюбиво дернул плечом и проворчал:
– Эти китайцы ведут себя, словно властители мира.
– Они и есть властители…
Меня говорившие не увидели. Меня вообще в этом городе никто не видел, как я вскоре догадалась. Лишь на Висаха Пуджа, когда народ с благовонными свечками и цветами ходил вокруг храма, один монах двинулся в мою сторону. Но тут же передумал, словно его остановило что-то за моей спиной. Голая собака Морены Ивановны меня охраняла (я слышала рядом частое собачье дыханье и поскуливанье), или администраторша самолично следила за порядком? Её золотая улитка померещилась мне один раз среди солнечных зайчиков в речном водовороте.
Спектакль оказался документальным, как сама жизнь. Переносясь из одного места в другое и наблюдая сценки, я почувствовала, что вспоминаю этот мир, будто бывала здесь прежде. Мне только трудно было поверить, что всё это пело и шумело, плескалось и благоухало, распуская свои влажные лепестки, для одной-единственной зрительницы – меня…
Город у воды назывался Аютхайей, а история крутилась возле жившей там в незапамятные времена сиамской девушки. Она была сиротой, которую тетка взяла из деревни в столицу, чтобы иметь бесплатную служанку. Но Маи выросла красивой, и тогда теткины планы расширились.
Она познакомила племянницу с китайским купцом, чья огромная джонка с красными парусами, похожими на расправленные крылья дракона, останавливалась в Аютхайе по пути в Персию. Купец обычно дополнял местной посудой свой бесценный груз сине-белого фарфора и зелёного селадона.
В первое же свидание Чанг Жень захотел подарить Маи дорогое нефритовое ожерелье, но сирота отказалась.
Потом она, свернувшись нагим клубочком, лежала и смотрела на строгий профиль гостя, на его седеющие виски.
– Вот как бывает… – он с грустью провел пальцем по стоявшим на полу колокольчикам с изображениями слонов. – Нашёл прекрасное дерево, а топор сломан.
Маи захлестнула волна жалости к мужчине.
– В другой раз всё получится, – и девушка робко погладила китайца.
Она оказалась права: во время следующего визита её гость был таким, каким хотел: то нежным, то жестоким. И были мгновения, когда он терял голову, как мальчишка. В знак благодарности за удовольствие господин Чанг разложил перед Маи деньги. Но она снова отказалась, потому что решила оставаться хозяйкой хотя бы собственной душе. И обескураженный китаец подумал, что эта девушка не похожа на других.
Зато тётка с удовольствием выкладывала свои увесистые серебрянные пульки-монеты в длинную гусеничку.
– У меня тут денежный угол! – хвасталась старая сводня. – Когда серебрянный червяк доползет до вон той стены, купим большую лодку, наймем рыбаков.