Золотой жёлудь. Асгарэль. Рассказы - стр. 15
Тетка засобиралась на выход. Столько неприятной возни она устроила со своим барахлом. Копошилась над рюкзаком, крутила его в руках и была похожа на насекомое, которое создает из бессмысленного комочка только ему известную конструкцию. От усилий шаль сползла с теткиной головы, открыв жиденькие светлые волосы, собранные на затылке в тощую какашку.
А дальше началась моя галлюцинация. Я беспомощно наблюдала, как рюкзак под теткиными ладонями округлился и запульсировал, потом пошевелились пакеты, из одного высунулась собачья лапа. Тёткина поклажа ожила прямо на моих глазах, превратившись в три самостоятельных существа: улитку с огромным позолоченным панцирем, голую собаку, всю в розовато-синих прожилках, и живой шар, похожий на хрустального ежа. «В улитке – мудрость, в собаке – защита, в шаре – сила», – узнала я, хотя никто мне ничего не говорил.
Освободив руки, моя соседка величественно поплыла к выходу. Существа двигались впереди нее. Бахрома на шали «бомжихи» медленно колебалась в такт ее шагам. Вся процессия увязала в ставшем тягучим воздухе. Но остальных пассажиров этот безумный зоопарк не смутил. Только сидевший напротив малыш выкинул пальчики в сторону шара, горячо залепетал, обращаясь к своей матери. Та бессмысленно посмотрела, зевнула и отвернулась.
Когда «бомжиха» вывалилась из трамвая, ничего необычного в ней уже не наблюдалось. Она поправила рюкзак и, расталкивая встречных, по-утиному заковыляла в сторону Пятницкой улицы. А я, как утопающий в соломинку, вцепилась в поручень переднего сиденья. Что это было? Мировой порядок вещей, к которому я привыкла за почти тридцать лет жизни, показался непоправимо нарушенным. Надо было как-то остановить этот конец света. Нет, лучше сойду с ума я, а не целый мир. И я начала внушать себе, что все это мне померещилось. Просто какой- то маленький винтик в мозгах развинтился… Главное – не смотреть, не слушать, отказываться узнавать дальше. И – бежать, бежать!
Выскочив на следующей остановке, я понеслась знакомым переулком, где стояли домики с деревянными надстройками. Их потемневшие наружные лестницы вели на вторые этажи, заканчиваясь там маленькими тамбурами. Деревья переулка были выше домов, а во внутренних двориках, казалось, уже сто лет сохло на знакомых веревках белье и ржавели старые машины.
В прежние дни, гуляя здесь, я с любопытством заглядывала в подслеповатые окна этих ветхих человечьих гнезд. Это место всегда лечило меня. Оно и сейчас помогло мне. Я замедлила шаг, сердце стало биться спокойнее.
«Кукольный театр Лена Шоаль», – полыхнуло на фоне темнеющего сиреневого неба. В конце переулка находилось трехэтажное здание бывшей школы, отданное под офисы – на его крыше буквы и загорелись. Я нащупала в кармане билетик и осторожно прислушалась к себе. Почему бы не заглянуть туда? Просто на минутку, из любопытства. Пусть мой трамвайный кошмар поймет, что у меня есть дела поинтереснее.
Я спустилась в обшарпанный подвал, куда указывала стрелка. М-да, храм искусства, все средства на рекламу пошли.
– Ч-что так поздно, – проворчала из окошка единственная гардеробщица. – Вторая дверь налево! Не ш-шумите там.
Откуда у неё убежденность в моем интересе к их постановкам? Через минуту, ругая себя за слабоволие, я уже обменивала пальто на алюминиевый жетончик с номером «1486».