Золотой век русского искусства – от Ивана Грозного до Петра Великого. В поисках русской идентичности - стр. 25

Рассказ об этом загадочном свойстве русских КК завершает весьма выразительным текстом: «Вздохнет современный опытный князь и скажет: „Когда же вы, черти, будете свои собственные законы знать и уважать? Это все – все – сделано по закону, все справедливо. Вы могли этого требовать открытым судебным процессом. Но вы этого не знаете. Когда же настанет такое время, что на Руси будут знать свои права и законы?“ – „Тогда, князь, когда на Руси не останется русских совсем“» (с. 355—356).

* * *

Все перечисленные характеристики русского народа получены с помощью тестирования, проведенного в ходе специальных исследований как в России, так и в США, что, по-видимому, придает им относительно объективный характер. КК заканчивает свое исследование довольно уверенно:

«Завершив свои описания, бросим общий взгляд на целое. Есть ли в нем что-либо, чего мы не знали бы в себе раньше по своему внутреннему опыту? По-видимому, нет. Когда все эти данные тестов разложены перед нами, мы безошибочно узнаем в них себя: и это в нас есть, и это… И все это отдельными частями было уже много раз описано. Ну, а что же вырисовывается в целом?

В целом перед нами предстает культура очень древняя и суровая, требующая от человека очень сильного самоограничения, репрессии своих непосредственных внутренних импульсов, репрессии своих личных, индивидуальных целей в пользу глобальных культурных ценностей. Все культуры в какой-то степени построены на таком самоограничении и на такой репрессии, без них нет культуры вообще. Но здесь важна также и сама степень. В нашей культуре эта требуемая от человека степень необычайно высока» (с. 380).

Я бы оценил книгу не так однозначно.

С одной стороны, признаюсь, книга позволила мне лучше понять многое во мне самом как в русском интеллигенте (причем как в целом, так и по частям: отдельно – в русском, отдельно – в интеллигенте), по всей сумме совпадений и несовпадений моих личных установок с «комплексом КК» (ККК).

С другой стороны, читая, я с поразительной очевидностью не раз и не два мысленно видел хорошо знакомых мне людей: то собственного отца, всю жизнь ревностно служившего науке ради долга перед человечеством31; то русских партизан, таких, как Никита Тихонов, готовых мужественно идти на смерть и на каторгу ради прав и интересов своего народа; а то и совсем юную девушку, Анечку Голубятову из Ельца, красивую и умную, посвятившую себя тяжелейшей работе с дефективными детьми. А как человек, имеющий некоторое представление о русской классической литературе, я должен засвидетельствовать значительное сходство прописанной в ней русской души с картиной, нарисованной КК.

Но вот с третьей стороны, меня чем дальше, тем больше тревожило смутное ощущение какой-то большой лжи, закравшейся в книгу, возможно, против воли ее автора. Это во-первых. А во-вторых, во мне все росло чувство, что мы имеем дело с явлением, которое хочется снабдить ярлыком «уходящая натура». Поскольку свое, безусловно весьма авторитетное, исследование Чеснокова-Касьянова во многом выстроила на изучении весьма своеобразных источников. Это – православные духовные авторитеты и религиозные мыслители: Святое Писание, святые отцы, Климент Александрийский, епископ Феофан, Добротолюбие, Иоанн Лествичник, Исаак Сирин, житие св. Сергия Радонежского, Алфавит духовный св. Димитрия Ростовского, поучения аввы Дорофея, Вл. Соловьев, Н. Бердяев, Ф. Степун, П. Флоренский, о. Александр Ельчанинов, архиепископ Антоний Блюм, архиепископ Сергий Голубцов и др. Некоторые из них относятся к XIX веку, но большинство имели широкое хождение и отзывались эхом в душах читателей, формировали русскую ментальность, начиная с раннего средневековья. (Поэтому ясно, кстати, что процесс формирования русского национального характера обязательно должен коррелировать с процессами, происходившими в искусстве Древней Руси.)