Золотой век русского искусства – от Ивана Грозного до Петра Великого. В поисках русской идентичности - стр. 27
В 577—578 гг. сто тысяч славян лихо разорили Фракию и Элладу. Спустя три года славяне напали вновь, на этот раз еще более успешно: «В третий год после смерти василевса Юстина и воцарения победителя Тиверия совершил нападение проклятый народ склавины. Они стремительно прошли всю Элладу, области Фессалоники и всей Фракии и покорили многие города и крепости. Они опустошили и сожгли их, взяли пленных и стали господами на [той] земле. Они осели на ней… как на своей, без страха. Вот в течение четырех лет и доселе, по причине того, что василевс занят персидской войною и все свои войска послал на Восток – по причине этого они растеклись по земле, осели на ней и расширились, пока попускает Бог. Они производят опустошения и пожары и захватывают пленных, так что у самой внешней [Анастасиевой] стены они захватили и все царские табуны, много тысяч, и разную другую [добычу]. Вот и до сего дня, до 895 года [эры Селевкидов, т.е. до 583—584 гг.] они остаются, живут и спокойно пребывают в странах ромеев – люди, которые не смели [раньше] показаться из лесов и… не знали, что такое оружие, кроме двух или трех лонхидиев [дротиков]»36.
Славяне еще не раз напоминали о себе Византии. «Твой щит на вратах Цареграда», – недаром писал известный всем поэт о вещем князе Олеге.
При императоре Льве VI (866—912) Византия, как известно, заключила союз с Киевской Русью. Однако в конце правления Романа Лакапина Константинополь подвергся нападению русских войск великого князя киевского Игоря. И что же? Сильно ли отличались русские тех лет по своим повадкам от своих прямых предков – «проклятых склавинов» VI века? Да нет, не сказал бы.
«Летом 941 г. на легких лодках-однодревках русские подошли к столице. В распоряжении Лакапина находилось лишь несколько старых кораблей (ромейский флот воевал тогда на Востоке), но эти суда были отремонтированы и на них установили приспособления для метания „греческого огня“. Протовестиарий Феофан, которому император поручил оборону города, сжег эскадру Игоря в морском бою 8 июля. Уцелевшие русские перебрались на малоазийский берег Босфора и занялись там разбоем»37. Об этом разбое есть леденящий кровь слабонервного человека рассказ современника: «Много злодеяний совершили росы до подхода ромейского войска: предали огню побережье Стена [Босфора], а из пленных одних распинали на крестах, других вколачивали в землю, третьих ставили мишенями и расстреливали из луков. Пленным же из священнического сословия они связали за спиной руки и вгоняли им в головы железные гвозди»38.
Игорь едва уцелел. Однако весной 970 года 30-тысячное войско его сына, величайшего – уже не славянского, а русского! – героя и воина князя Святослава появилось у стен Аркадиополя.
Яблоко не падает далеко от яблони. Византийские хронисты отмечают исключительное мужество и ярость воинов Святослава, не щадивших в бою ни своей, ни чужой жизни. Даже побежденные, они почти не сдавались в плен. «Когда нет уже надежды на спасение, они пронзают себе мечами внутренности и таким образом сами себя убивают, – рассказывал о русах Лев Диакон. – Они поступают так, основываясь на следующем убеждении: убитые в сражении неприятелем, считают они, становятся после смерти и отлучения души от тела рабами его в подземном мире. Страшась такого служения, гнушаясь служить своим убийцам, они сами причиняют себе смерть»