Зной - стр. 3

– Я не смогла заснуть.

Барб посмотрела на нее, округлив глаза, и рассмеялась:

– Ладно.

Пришлось улыбнуться и Глории. Какая нелепость.

– У меня в квартире темень кромешная, – сказала она. – Вот мне и захотелось выбраться из дома.

– Хорошо, – сказала Барб, – входи. Гостем будешь.

Они сели за кухонный стол: свечи, немытые ложки как будто Барб только что общалась с духами.

– Могу предложить еле теплый кофе или сухую овсянку. Выбирай.

– Нет, спасибо.

Когда воображение Глории рисовало ее будущую семейную жизнь, оно редко заимствовало что-либо у семейства Оберли, в котором единственным источником трений была, судя по всему, чрезмерно развитая ироничность, каковую Барб и Кении делили поровну и каким-то образом ухитрились передать по наследству своим детям. (Пятилетний Джейсон как-то сказал Глории: «Неплохо выглядишь. Для твоих-то лет».) Глории нравилось, что повседневная их жизнь течет без сучка без задоринки: все в ней работало, как бытовой прибор немецкого производства. Но, поскольку сама она никогда в такой семье не жила, ей трудно было представить себя членом еще одной, похожей на эту.

Впрочем, и ту, в которой выросла она, воспроизводить ей ничуть не хотелось.

Ее будущая семья, верила Глория, выберет средний путь. Не такой ухабистый, как пройденный ею, но и не такой нормальный, как у Оберли.

– Вообще-то, – сказала Глория, – я в нашу контору иду.

– Голубка. – Барб взяла ее за руку, словно собираясь объяснить бедняжке, откуда берутся дети. – Сегодня никто работать не будет. Мы только что пережили землетрясение.

– Я знаю.

– А и не было бы его, нельзя же приходить на работу в пять утра.

– Я знаю, Барб.

– А если бы такое время и годилось для работы – ты разве не в отпуске всю эту неделю?

– Я хочу убедиться, что там все в порядке. Статуэтки Карла…

Ответом ей стала ухмылка Барб.

– Карл любит их, – сказала Глория. – Если они разбились… да и вообще, там, наверное, полный кавардак.

– Нормальное дело во время стихийного бедствия. Полный кавардак.

– Мне все равно заняться больше нечем, – сказала Глория.

Барб пожала плечами:

– Тебе следует стать президентом.

– Компании?

– Соединенных Штатов. В городе никто, кроме тебя, на работу сейчас не идет. Подобное трудолюбие не помешало бы избираемым нами лидерам.

– Но это же важно. Для Карла.

– Ну еще бы.

Глория полагала, что намерения у Барб самые добрые: она помогает подруге «не стоять на месте» – или как там это называется в «Редбуке»?[2] Но Глорию это злило ужасно. Ничего такого, что ей следовало бы «преодолеть в себе», у нее не было. Была возможность, а возможности следует принимать с открытыми объятиями.

– Он в Мексике, – сказала Глория.

– Там он в большей безопасности, чем здесь. – Барб встала, подошла к холодильнику и принялась наводить порядок среди расползшихся по его дверце магнитиков с зажимами для бумаг. – Один поехал?

– Да.

– А ты, стало быть, преследовать его по пятам не захотела, верно?

– Ты нынче не в духе, – сказала Глория.

Барб выпрямилась, держа в руке табель успеваемости сына.

– Ну, сейчас пять утра, нас только что тряхануло. Впрочем, ты права. Я лезу не в свои дела.

– Вот и не лезь, пожалуйста, ладно?

Они обернулись на шлепки босых ног.

– Мам… о, привет.

Присутствие Глории Джейсона ничуть, похоже, не удивило. Пламя свечей отражалось в его чумазых очках. Одет он был в одни трусы. Грудь у мальчика была немного впалая – подарок от родни со стороны Кении. Раздетым Джейсон выглядел младше своих девяти лет; одевшись, обретал такую профессорскую уверенность в себе, что Глории начинало казаться: еще немного, и он получит в каком-нибудь университете пожизненный пост.