Знай мое имя. Правдивая история - стр. 22

У нас раньше был белый кот по кличке Дрим[15]. Мы любили его двенадцать лет, но однажды, за две недели до Рождества, он исчез. Мы с Тиффани обошли все вокруг, звали его, искали с фонариками по полям, а после Рождества родители сообщили нам, что Дрима сбила машина. Его нашли у дороги несколькими неделями раньше. Потом мать с отцом вручили нам урну с прахом и свидетельство из крематория, в котором под нарисованной радугой было написано «Дрим Миллер». Нам не говорили раньше, так как не хотели портить Рождество. Но при этом нам позволяли бродить ночью по полям, в то время как Дрим лежал в коробке в шкафу, – что мне кажется весьма странным. Теперь у меня появился еще один мертвый кот. Я могла так же спрятать его в шкафу, притворившись, что все хорошо, или признать, что «меня чуть не изнасиловали прямо рядом с нашим домом», и предъявить коробку с прахом. Я решила, что торопиться некуда – зачем «портить Рождество».

Я никогда не надеялась на других. В детстве, когда мать пыталась взять меня на руки, я молотила ногами и орала: «Во цзыцзи цзоу!» (я пойду сама). Сестра, например, стояла как вкопанная, протягивая руки, пока ее не возьмут. Все-таки я была старше. Я видела, как рыдала мать, когда задохнулся один из щенков нашей собаки; видела отца в бирюзовой больничной рубахе, когда у него была эмболия легочной артерии. Тогда меня озарило, что они так же уязвимы, как все люди, и случись что, мне придется заботиться обо всех нас.

В четверг Тиффани, находившуюся в Сан-Луис-Обиспо, вызвали в местный полицейский участок просмотреть фотографии, присланные из полицейского отделения Стэнфорда, чтобы она опознала того агрессивного парня, о котором рассказывала. Ей показывали снимки белых прыщавых парней с сальными волосами – и наконец на экране появилось его лицо. Полицейский отчет начинался так: «Без колебаний Тиффани указала на фотографию номер четыре». Когда ее попросили оценить, на сколько процентов она уверена, сестра ответила, что «на сто», а потом позвонила мне и сказала:

– Я видела его.

– В смысле? – не поняла я.

Я никак не могла сообразить, как полицейские догадались, какой именно парень пытался ее поцеловать. Они что, сделали портреты всех, кто был на вечеринке? Или методом исключения? И почему они были так сосредоточены на нем, а не на том, кто совершил нападение? Все свои сомнения я тут же вывалила на сестру.

– Ну, должно быть, это он и есть, – ответила она.

– Не может быть, – возразила я.

– Парень, который пытался поцеловать меня, вышел сразу следом за тобой. Я облажалась, понимаешь? Черт, это я тебя подвела.

В тот вечер он смотрел ей в лицо.

– Я никак не могу избавиться от него и выкинуть его из головы, – сказала сестра.

Но до сих пор никто не знал его имени. И до сих пор мне никто не звонил.

Каждый раз, когда я думала о том утре, на свет появлялась следующая банка. Теперь в моем сознании их было полным-полно – ставить некуда. Они уже не помещались в подвале и загромоздили собой лестничные пролеты. Я была набита этими запечатанными банками – и уже не могла ни ходить, ни сидеть, ни дышать.

Прошло десять дней. Десять дней пустоты. Я проснулась от звука пришедшей эсэмэски. Сестра прислала скриншот рубрики «Происшествия» из Stanford Daily. Я начала читать заметки: