Знай мое имя. Правдивая история - стр. 21
– но в нем не было места таким словам, как изнасилование, жертва, травма, ссадины, адвокат. Возможно, я создавала не взрослую жизнь, а пародию на нее; возможно, она скорее напоминала зефир на палочке, но, несмотря на всю хрупкость этой жизни, она была важна для меня.
– Как выходные? – спросила коллега. – Хорошо провели время с сестрой?
В субботу я пошла на вечеринку. Воскресенье провела в больнице и полицейском участке. В понедельник ела утку по-пекински.
– Да, было отлично!
Я стояла под лампой дневного света на офисной кухне, в микроволновке крутился мой штрудель. Я скрестила на груди руки и заметила странные тени на локтях. При ближайшем рассмотрении это оказались синяки – расцвели, как утренние цветы. Я закатала рукава и на внутренней стороне обнаружила еще больше фиолетовых пятен. Надавила на них – под моим большим пальцем они побелели. Это завораживало. Я словно наблюдала, как превращаюсь в совершенно иное существо. Помню, как в первом классе обнаружила по бокам рук серебристые разводы и тут же сообщила на ухо подруге: «Я русалка». Она объяснила, что это просто грифель – следы от карандаша на бумаге. Какое простое и скучное объяснение. Уверена, у нынешних синяков было такое же. Я сфотографировала каждый – хотела удостовериться, что они настоящие. Потом опустила рукава. К чему разглядывать, если обо всем уже позаботились. Штрудель сгорел, из микроволновки повалил дым, и мне пришлось хлопать по ней кухонным полотенцем, чтобы запах не просочился в офис.
Когда тем вечером я вернулась домой, банка, которую я отнесла в подвал и засунула в самый дальний угол своей памяти, ждала меня в центре комнаты. Забавно, как она тут оказалась? Я взяла ее, открыла дверь, спустилась по лестнице и снова заперла там, где ей следовало быть.
Проснулась я в абсолютной тишине в четыре утра. За окном все еще было темно. Надев жесткий шлем из вспененного полистирола, я оседлала своего Тофу и выкатила на улицу. Я ехала на велосипеде по длинным гравийным дорожкам вдоль раскидистых дубов и мимо маленьких деревянных мостиков, а когда въехала во внутренний двор, уже возвращаясь домой, увидела в кухонное окно отца. Взъерошенный, босой, в стареньком синем халате, он готовил кофе.
– Ты уже проснулась? – ошарашено спросил он.
– Пробовала новый велосипед, – ответила я. – Понравился. Клевый.
После горячего душа и особенно лосьона кожу жгло и покалывало – словно невидимые пчелы вгрызались маленькими острыми зубками в мою беззащитную плоть. Но на зуд я не обращала внимания – главное, ничего не было сломано. Едва мой разум начинал погружаться в прошлое и перебирать самые тревожные ситуации, я говорила себе: «Хватит. Всё позади. Я дома. Тиффи тоже». Тем не менее я не переставая спрашивала себя, почему мои руки покрыты этими пятнами цвета лаванды. В голове крутились слова: надеюсь… подозрительно… А глубоко внутри зрела тревога.
Велосипед, рассвет, работа, закат – так проходили дни. И никакой информации, никаких сообщений. Беспокойство все нарастало, и я продолжила свои ночные вылазки на велосипеде, выбирая длинные дороги вдоль шоссе. Папа волновался, приладил еще один фонарь, и мой руль походил теперь на стробоскоп, излучающий во всех направлениях свет, не дающий мне раствориться в темноте.