Размер шрифта
-
+
Знаменный распев - стр. 15
Ты на Красной Горке – акафист один…
Я пляшу-пляшу, да и задохнусь.
Я дышу-дышу, да вдруг упаду: и пусть!
Упаду – ликом вверх – руки вразлёт —
Лазурит-праздником – небо! Крестом – самолёт!
Изгрызли мя! Искурили мя!
А Господь из туч: кто тут валяется голомя?..
Ах, царевна моя, нищебродка моя!
Воробьиная кика! Снеговеи белья!
И вдохну я до дна красных лёгких – звёзды все!
Поцелую облако в парчовой красе!
К небесам васильковым ручонки взмахну!
Праздник!.. Господу заору: не пойду ко дну!
А вскочу, усопшая, живая тотчас!
Живодавче, неужто эх-раз-ещё-раз?!..
Эта жизнь золотая… лалом вышита по швам…
Неужель – на груди в горсть сгребая —
да сызнова раздам?!
Всю до кости. До пуговицы. До жемчуга. До гвоздя.
До морщины. До пули. До можно, где нельзя.
До пяти рыб – в голодуху последнего торжества.
До боли, где всхлип – святей, чем слова.
До колечек вдовьих на леске,
где в золоте слёзной ряски – озеро-лик
Чудотворной… всю, до вечности,
так дико похожей на миг…
Ах, небо мое! Танцую! Птичкою на Кресте!
Люблю тя, жизнь, целую – на позабытой версте!
Люблю тя, Господи Живодавче,
чистейший небесный ключ!
Люди, мне в праздник подайте злато меж чёрных туч!
Господи, сажай мя на санки! По синему снегу кати!
Докатимся спозаранку до злой развилки пути…
И там мы с Тобою спляшем. Во праздник мя не убьют.
Твой праздник велик и страшен!
Огнище – на пять минут!
Жила всю жизнь красотою! Всю смерть буду ею жить!
Земля под Твоей пятою – парчовой молнии нить…
Я так Тебя обливаю слезами бродячей любви.
Я так Тебя обнимаю, пожаром вышиваю: живи!
Хоть Ты без того бесконечен… неуязвим, невредим…
Вцепляюсь Тебе я в плечи…
вьюсь подле Тя, тайный дым…
Бесслышно, бесстыже, бескоже, безбольно
Тебе бормочу:
Спаслись мы от смерти, Боже, – гладь оком
живую свечу…
Жемчужины две на нитке. Подшитый огнём сарафан.
Тряпицы. Утварь. Пожитки. Дома уходят в туман.
Лишь празднуют волю души,
на площади призрачной той,
Где музыка тише, глуше, где серебро под пятой,
Мерцают, танцуют, вьются, мотают туда-сюда
Монеты, чайники, блюдца, гаремы и города,
Сапфиры птицы Гаруды, железо пьяных машин,
Густые хрипы простуды, хрусталь поминальных вин,
Дождем обмотаны, ели в колючках сребряной тьмы,
Солгали б, да не успели, не взяли пляску взаймы,
Не наняли вольный праздник рабом,
слепым батраком,
Не стал гордый Мiръ – отказник от войн,
что лежат ничком,
А я Тя, любовь, примечаю затменным Солнцем в толпе,
А я Тя, любовь, величаю, соль жемчуга на губе,
Пляши, протяни мне руки, ломай ледяное жнивьё,
На злую ночь, на разлуку, хоть, знаешь, не будет её.
– Кондак второй
Неизреченнаго и Божественнаго Твоего к человеком смотрения, неописанное Слово Отчее, и Образ неписанный, и богописанный победителен, ведуще неложнаго Твоего Воплощения, почитаем, того лобызающе.
Полет
Всегда и здесь. Везде и вновь. И в первый раз.
Возьми, плыви. Не прекословь. Здесь и сейчас.
Вот этот Мiръ, подвздошье дыр, подводье нор,
Я здесь, сейчас, промежду глаз вопит мне хор.
Я Третий Глаз, у неба я лежу во лбу,
Горизонталь, волос печаль, ветла в гробу.
Ожгут ветра. Допрежь, вчера. Здесь Рай и Ад,
Лоб в лоб – с полночи до утра – улыбки яд.
Крыла размах… вот дикий страх – крылом махать…
Лететь, любить, проклясть, простить, и снова вспять.
Мне тыща тысяч голосов рвет сердце в пух
И в прах, и в клочья, на засов сажает Дух.
Дышу. Крылами так машу! Устала плоть.
Страница 15