Змея - стр. 25

С облегчением он улегся на диван, уставился в неровный потолок и принялся разглядывать трещины на штукатурке, пытаясь растянуть губы в улыбку. Нужно улыбаться, нужно улыбаться, хотя опасность прямо за стеной. Улыбка робким пламенем затрепетала на губах, и он подумал, вытягиваясь на диване насколько хватало места: мне не страшно. Ни капельки. Давай уже. Но тут же почувствовал, как все внутри дрожит, и по спине черными, жемчужными каплями снова потек страх.

Голоса за стенкой стали громче и переместились к кухонной двери. Он пытался лежать спокойно и расслабленно, уговаривая себя, что это ему все привиделось и что Вера наверняка даст непрошеному гостю от ворот поворот, но все-таки на всякий случай сел и прикинул расстояние до окна. За стенкой снова стало тихо, и он решил, что Вере удалось убедить зашедшего в кафе по дороге из лавки Ларссона Оке, что на диване на кухне лежит и храпит старуха Блумгрен и что ее ни в коем случае нельзя беспокоить. Вообще-то, эта гениальная идея пришла ему в голову потому, что, когда Вера уселась к нему на колени и расстегнула блузку, в кафе кто-то вошел и окликнул ее. И по голосу они оба сразу поняли, что это Оке.

Не подавай виду, шепнул он, главное, чтоб он сюда не сунулся. И выпроводи его. Скажи, что у тебя тут старуха Блумгрен, или еще чего-нибудь наври. Ой, сказала Вера, а малыш-то струхнул. Ну как же так, ты ж такой большой и сильный, сказала она и потрепала его за ухо. Почти такой же сильный, как Оке. Тут Оке снова позвал ее, а потом застучал кулаком по стойке, как упрямый дятел. Иди уже, прошептал он ей угрожающе и нервно, но она, не сводя с него глаз, застегнула блузку до самого верха, как будто видела его насквозь. Охрип, что ли, сказала она, по мнению Билла – сказала слишком громко, высвободилась из его вспотевших ладоней, и эта ситуация была настолько хорошо ему знакома, что он сразу понял – она уходит от него врагом. Побежденным врагом, который поднялся с колен, пережил боль поражения, впервые столкнувшись с сопротивлением. В ее лице появилась решительность, которая бывает, когда заряжаешь рогатку, но потом лицо тут же разгладилось, все призна-ки возбуждения стерлись, во взгляде появилась откровенная скука. И он понял, что если бы этот уходящий с кухни враг не боялся бы за себя, то предал бы его, ни минуты не раздумывая.

Страх продолжал стекать крупными каплями, Билл лежал и прислушивался к нему – так в ночной тишине слушаешь, как из не до конца закрытого крана капает вода. Но встать и закрыть кран смелости ему не хватало. Он нашел удобный способ роскошно замаскировать трусость, повторяя: мне просто кажется, что где-то что-то капает, и дальше этого дело не шло. Тогда он подумал по-другому: да в этом доме наверняка вообще нет водопровода.

За стеной раздались чьи-то шаги, кто-то пнул стул, кто-то подвинул стол, кто-то закашлялся, кто-то со звоном уронил мелочь. Он лежал совершенно неподвижно, оцепенев от ужаса, ужас заменил ему силу воли и взял на себя роль полководца, командира всеми силами сопротивления. Ужас гордо стоял и размахивал маршальским жезлом, руководя всеми его реакциями. Быстрее всего люди думают в моменты ужаса, поэтому стоило дверной ручке повернуться, как Билл оказался у окна, встал одной ногой на стол и почти уже поставил другую, но потом все произошло так быстро, что ужас сбился с такта.