Змеиный медальон - стр. 49

– Но почему я, чужой человек, почему не Маниська? Она же ваша лучшая ученица! И другие – неужели за столько лет никто ничего не заметил? – Кешка сглотнул. – Мы же не одни на поле…

Он хотел сказать "трахались", но бледный огонь в глазах Мары полыхнул плазменным жаром и выжег не успевшее сорваться с языка слово.

– Верно, не одни, – медленно произнесла она. – И мне тоже очень хотелось бы знать, почему Сердце земли открылось именно тебе, пришельцу из иного мира.

Она смотрела на него так, будто и правда ждала ответа. Нет – будто ответ был ей известен и она надеялась, что Кешка его угадает…

– Пожалуйста, скажите мне, – прошептал он. – Если вы что-то знаете!

Голова, замшелая колода, качнулась из стороны в сторону, лунные огни в коровидных складках погасли и зажглись снова.

– Увы, мальчик. Я просто старая деревенская ведунья. Всё, что я могу, это помочь тебе развить твой дар.

В первое мгновение Кешка не понял. Потом сердце дрогнуло, и он заледенел, да так, что ни отодвинуться, ни встать не мог.

– Дай мне руки. Не бойся. Я покажу тебе, что единение с землёй может быть не только болью, но и радостью.

Кешка одеревенело вложил свои ладони в грубые, шершавые – Марины.

– Вспомни, чему я тебя учила. Расслабься. Прислушайся к шорохам и звукам там, снаружи. Растворись в них. Отыщи доминанту…

Он пытался, честно. Закрывал глаза, напрягался так, что мозг сводило. Всё без толку. Привычные голоса леса раздавались совсем рядом, громкие, разборчивые, но неживые, как из телевизора. Плоский, бессмысленный шумовой фон.

– Ты слишком напуган, – Мара вздохнула. – Поверь мне, Кен, сейчас ты не сможешь услышать Сердце Майнандиса, даже если очень постараешься. Не бойся.

– Я не боюсь, – ответил он оскорблённо.

Соврал, конечно. И вдруг понял, что главный его страх – не тяжкая, давящая боль в груди, не колокольный бой в затылке, а вот это сидящее рядом нечеловеческое существо, которое держало его запястья, точно в оковах.

Что бы там ни творили короли Майнандиса, они далеко, а Мара здесь, и в своей маленькой лесной вотчине она больше, чем королева. Ей подчиняются, как высшей силе, без раздумий и возражений, и только Кешкина душа пока не в её власти.

Пальцы-сучки разжались.

– Попробуем по-другому. Там, на столе, – Мара вяло махнула тёмной клешнёй. – Возьми… Выпей.

Кешка протянул руку к кувшинчику из необожжённой глины – и отдёрнул.

– Что это?

– Дурманная трава.

Она призналась в этом с такой обезоруживающей лёгкостью, что на секунду Кешка заколебался.

– Поможет тебе преодолеть себя, – добавила Мара, и сомнения исчезли.

– Я не буду пить, – сказал он.

Мара не стала спрашивать почему. Видимо, поняла. Обмякла в своём углу топчана, полуприкрыла веки.

– Послушай меня, мальчик… Посмотри на меня. Я дряхлая, усталая старуха… – её голос сошёл на нет и вдруг взвился, ударил кнутом: – Пей!

Совиные глаза вспыхнули. Кешка утонул в их жёлтом мерцающем омуте, потом ощутил во рту горький вкус… Когда он успел взять чашу и отхлебнуть?

Его руки вновь оказались в руках Мары, голова чуть-чуть кружилась, и это было приятно. Стены лачуги раздались вширь, распахнулись навстречу зелёной гомонящей жизни. Навстречу звукам, которые распадались на десятки, сотни отголосков, и зверь, человек, насекомое, вековой дуб в этом хоре были равны, каждый вёл свою партию, и небо синело в вышине так звонко и празднично, что хотелось вырастить крылья и взлететь.