Змеевы невесты - стр. 8
Но как же ни один из них не заметил странного поведения пришлой девки?
Тропка к реке петляла вдоль ивовых деревьев, склонивших зеленые головы до самой земли. Река ласково шелестела, перекатываясь по камням. Словно колыбельную напевала. Овсеню тут же захотелось умыться и прополоскать рот от дорожной пыли.
Еще в пути Желан говорил, что здесь запруда для купания хороша, деревьев над ней нет, солнце ее за день прогревает. Лишь бы водяницы не баловали. Отрок коснулся рукояти кинжала на поясе и повеселел. Серебра да железа нечисть лесная побаивалась, особенно в бою закаленного и в святилище у жрецов побывавшего.
На бережке в ряд лежали девичьи рубахи с поневами, холщовые штаны, призванные защитить нежные ножки от комариных укусов, да разная обувка: от дорогих узорчатых сапожек Дарены до кожаных поршней Цветки, чья семья была намного беднее. Желан прищурился, глядя на шелковую сорочку Добронравы, расшитую по подолу диковинными цветами. Гридь шумно вдохнул, и казалось, тонкие ноздри его трепещут, как у хищника, вышедшего на охоту за серым лопоухим зайчишкой-дуралеем.
– Никак цветами залюбовался, соколик? – вдруг раздался из-за спин звонкий девичий голос.
Ах ты ж леший! Овсень так и подскочил на месте. Чужачка сидела за их спинами на огромном валуне, сложив ноги не по-людски, а на манер диких косолапых степняков. Как они прошли мимо, не заметив ее?
Дружинники при первых звуках голоса схватились за кинжалы, но спустя миг поняли, что опасности нет, и с облегчением выдохнули. Вакута пробурчал под нос ругательство.
– Могу тебе вышить такие же, как раз времени в пути хватит, – продолжала девка, весело скаля зубы. – Снимай рубаху, если желаешь.
– Кабы от твоих цветочков-то рога с хвостом через день не выросли, – буркнул Вакута, но тут же замолчал, опасливо косясь на лидера ватаги. Он главный – ему первым и говорить.
Желан подобных шуток не жаловал, на гнев был скор, на расправу – тоже, и Овсень поежился. А ну как стащит девчонку за косу на землю, заголит задницу да оттянет ремнем со всей силы? С него станется. А ведьму, хоть и внушала она мальчишке невольный трепет, все равно было жалко.
Княжеский дружинник выпрямился, глаза его нехорошо потемнели.
– Ополоумела, девка? – строго спросил Желан, нахмурившись. – Себе на исподней рубахе харю упыриную вышей.
– Сама сраму не имеешь – других хоть не позорь, – поддержал напарника Ирпень. – Может, ему еще портки перед тобой снять?
– Как можно? – ахнула девица изумленно. – В жизни бы позорить никого не стала. Наоборот, сижу вот, караулю, чтобы не смущали девочек чужие глаза бесстыжие. Меня, кстати, Василисой зовут.
И верно, была она одета, словно не купалась. Только тулупчик валялся на бережке, да сапоги рядом с ним. Девица свесила босые ноги с камня и начала болтать ими в воздухе. И удивительное дело – пахло от нее не взопревшим телом да нестиранными онучами, как часто бывает в дороге, а словно бы малиной, перетертой со смородиновыми листьями. Овсень даже не поверил поначалу, но потом принюхался и понял – пахнет от нее, от Василисы.
Шагнул вперед Стоум, что славился цветистыми речами, способными умаслить и самого сердитого. За то свое имя и получил.
– Не гневайся на нас, краса ненаглядная Василисушка, – с лукавой улыбкой склонил он голову. – Мы никого бесчестить не хотим, а только ополоснуться с дороги. Сами же будете ворчать потом, что от нас дурно пахнет, как от подгулявшего пьяницы.