Змеевы невесты - стр. 26
Сейчас перстень было ей мал, и ближе к вечеру ощутимо жал палец. Выкинуть рука не поднималась, передаривать было некому… До сегодняшнего дня.
– Забирай себе! – радостно улыбнулась Даренка, снимая кольцо и вкладывая его в синеватую ладошку.
Водяница смотрела на нее, открыв рот.
– И не жалко?
– Тебе – нет. За спасение, в благодарность…
Остальные утопленницы зашевелились, заахали, тихонько всплескивая ладонями и поводя островатыми ушами, жадно уставились на счастливицу. Миг – и к ним потянулись беленькие ручки змеевых невест, и в каждой были зажаты дары: перстеньки, запястья, стеклянные бусины. Цветка подала одной из спасительниц глиняную птичку-свистульку, разукрашенную алым да золотым.
– Бери, тебе пойдет больше, чем мне…
– Носи, не снимая, пусть оно принесет тебе удачу!
– Это дедушкина бусина, она хорошие сны навевает… Пусть тебе зимой снится лето!
Шагнула вперед Добронрава – статная, высокая, вровень с Ярой, золотая коса поперек груди лежит. С грустной улыбкой протянула дочери водяного царя гребень, украшенный самоцветами. Та в ответ подобралась, тонкие ноздри хищно затрепетали. Но руку за подарком не протянула.
– Я ведь тебя знаю. Ты княжича младшего любишь, в том году на Купалу венок по реке пускала и имя его шептала. Это ведь его подарок? И не жалко?
– Если мы завтра погибнем, чего жалеть? Пусть лучше у тебя в деле будет, чем у змея в пещере валяться, под грязными лапами, – пожала плечами Добронрава нарочито-равнодушно. – Василиса говорит, что змея можно одолеть, но с ним мужики не справились за семь зим…
Яра только хмыкнула.
– А раз Василиса говорит, вы ее слушайте. После встречи с ней ни один из змеев с целой головой не ушел.
Но гребень все же приняла, а затем взглянула на Добронраву в упор.
– Я буду ждать тебя, девица, когда вы поедете обратно. Княжич ведь тоже по тебе сохнет, и вещь эта пропитана его томлением, его страстью. Мне чужое счастье ни к чему. Привезешь гребень взамен из змеевых пещер, да смотри, чтобы не хуже этого был! И не смей со мной спорить, раз я сказала, что вы вернетесь живыми – значит, вернетесь. Держитесь Василисы, она баба вредная, но дело свое знает.
Тут уж зарумянились вдвоем – и ведьмина ученица, и Добронрава. А Даренка, оглядываясь по сторонам, вдруг увидела, что одна из водяниц грустит в сторонке, задумчиво поглаживая подаренную свистульку. Девчонка, видимо, умерла недавно, и года не прошло. Руки еще были гладкие, рубаха почти не рваная, не выцветшая, да и на шее болтались какие-то бусинки на полусгнивших нитках.
– Что с ней? – шепнула Даренка.
– С кем? – недоуменно оглянулась Яра. – Ах, с Лиской? Она разумом немного тронутая, до сих пор в себя после кончины не пришла, не оплакала былое. Говорит, не помнит ничего. Только мы знаем, что не сама она по доброй воле из жизни ушла, утопили ее…
– Помню, – отозвалась Лиска. Затем посмотрела на поляну, где стоял лагерь, и повторила. – Глиняную пташку помню, мне матушка такую же с ярмарки привозила. Как пряли с подруженьками на посиделках, тоже помню. И его вспомнила.
– Кого? – удивилась Даренка.
– Дружинника золотоволосого, – водяница растерянно моргнула и еще крепче прижала свистульку к груди. – Он меня звал купаться. Долго звал. Обещал на речке показать тропы диковинных зверей, которые рога сбрасывают каждую осень, и птиц, что горят, рассыпаются в угли, а затем снова воскресают живыми и невредимыми. Говорил, за один поцелуй – одна сказка…