Змеелов - стр. 9
Ирга выскочила во двор. Звенигласка – за нею. И очи её сияли пламенем, какового прежде у ятрови Ирга не видала.
– Не смей так про моего сына! Рот свой поганый помой, прежде, чем про него такое… Василь ребёнка своим зовёт!
– Василь сызмальства сирых да убогих привечает, а ты и рада стараться! Помяни моё слово, родишь ублюдка…
– Рот закрой!
Звенигласка схватилась за прислонённую к стене бани дощечку. Как есть убьёт! Но девки так и не узнали, хватило бы у той духу замахнуться или нет. Потому что под дощечкой сидела гадюка. Чёрная, как смоль, не сразу углядишь. Звенигласка и не углядела: солнце уже клонилось к закату, глубокие тени очертили дома, а в тех тенях прятались змеи. В Гадючьем яре гадюк не боялись. И этой, в три пальца толщиной, свившейся кольцами, быстрой, как стрела, Ирга не убоялась бы тоже: всем известно, что первой змея не нападёт. На Иргу не нападёт, а вот на потревожившую её Звенигласку… Ятровь, непривычная к болотным тварям, не разглядела змею. Она лишь попятилась к стене, мешая гадюке скрыться.
– Замри! Змея! – шикнула Ирга.
– Сама змея! – ответила Звенигласка.
Ответила и шагнула аккурат так, что гадюка решила: нет спасения. Ядовитые змеи жалят быстро. Сердце ударить не успеет, крик, зародившийся в горле, не вырвется.
Ирга бросилась вперёд. Прямо под удар – Звенигласка всё ж замахнулась и, зажмурившись, опустила дощечку. Та скользнула по плечу, разодрала рубаху, но Ирга уже летела наземь, животом навстречу гадюке. Она придавила змею собственным телом, ощутила, как тварь забилась под ней в поисках выхода… Но не ужалила. Правду врали бабки: тех, кто вырос в Гадючьем яре, гадюки не трогают. А вот Звенигласке несдобровать было б…
– Матушка! Васи-и-и-иль! – вскрикнула ятровь и бросилась в избу.
Она так и не увидела змеи. Лишь взъярившуюся Иргу и её разинутый в крике рот. И только богам известно, чем бы дело кончилось, замри рыжуха на месте.
Ирге первой довелось узнать, что испытала Звенигласка в плену и что возвращаться ей боле некуда: родную деревню сожгли соседи, те, с кем не раз и не два вместе на ярмарке веселились, на засядки собирались. Сожгли, потому что на холме пшеница вызрела, а в низине погнила…
Звенигласка осталась жить у них. Яровчане приходили справиться о здоровье и судьбе чужачки, но вскоре потеряли к ней интерес. Староста же с первого дня что-то понял и, отозвав Василя в сторонку, нашептал ему на ухо да дал небольшой мешочек с деньгами – устроить девку.
День шёл за днём, неделя за неделей, месяц за месяцем. Скоро Звенигласка уже не в силах была скрывать округлившийся живот. Кажется, тогда-то Иргу и проняло. Брата она знала: Василь Звенигласку и пальцем бы не тронул не то что против воли, а и даже просто без благословения волхвы. Но то Ирга знала, а соселяне всё чаще посмеивались, указывая пальцем то на Василька, то на Звенигласку. И вот однажды найдёнка улучила момент. Собрала в узелок нехитрые пожитки – еду, одежду да подаренный Васильком пояс, и пошла куда глаза глядят. Далеко, впрочем, не сбежала.
Сироты спят чутко. Не так-то много у них добра, чтобы позволить лихому человеку забраться в дом да утащить что-нито. Вот и тогда проснулись оба: и брат, и сестра. Но Ирга поглядела на Звенигласку из-под опущенных ресниц, да и не стала окликать. Пусть ей…