Злые стволы - стр. 36
– Да у меня и денег нет.
– А я много не попрошу. Сколько у тебя? Где они? Давай посмотрим.
И опустившийся алкоголик начинал похлопывать любителя чтения на свежем воздухе по карманам.
– Здесь или здесь? Не жмись. Я же вижу, что сережки тебе понравились.
– Ну хорошо, хорошо, – соглашался молодой человек, которому запрещено было вступать в прямой контакт с объектом Наблюдения. – Я дам деньги.
– Ну так давай! Я сразу понял, что ты знаток! И баб любишь.
Наблюдатель выворачивал карманы и отдавал всю мелочь, что у него была при себе. И срывался с места действия, забыв даже взять приобретенные сережки.
– Нормальный мужик! – говорил Зубанов, пересчитывая трясущимися руками мелочь. – В самый раз! – И бежал в ближайший киоск.
Вечером жена поднимала страшный крик.
– Допился! Из дома вещи воруешь!
– Я ничего не воровал. Это мои вещи. Это я их тебе дарил! За свои деньги.
– Но дарил‑то мне!
– Пока ты была моя жена – тебе. А когда ты стала чужая сволочь, зачем мне тебе делать подарки? – справедливо возражал бывший муж. – Я ничего твоего грамма не возьму! Я человек чести.
– Гад ты, гад, – уже не кричала, уже навзрыд плакала жена.
Баба – что с нее возьмешь?
– Да ладно тебе, – говорил алкоголик Зубанов и лез к ней целоваться. – Стерпится – слюбится!
– Не прикасайся ко мне! Уйди! Или я за себя не ручаюсь, – орала жена и лихорадочно собирала вещи.
Вечером приходил сын.
– Ты что, батя, делаешь?
– А что?
– Мать извел. Пришла в слезах. Сказала, что домой не вернется.
– Да ладно тебе. Не так все плохо. Попсихует и придет.
– Не вернется. Она заявление подала. И тебя просила. Тоже.
– Заявление? Ладно, я напишу. У тебя бумага есть?
Сын доставал бумагу. И ручку.
– Слушай, а денег нет? Немного. Я тебе в пенсию отдам.
Сын болезненно морщился и давал деньги.
– Ну вот и отлично. Отлично. Я как пенсию получу, сразу к тебе. До копейки. Веришь? До последней. Ну ты же меня знаешь.
Сын молча кивал.
– Ну вот, видишь! Что писать‑то? Ты продиктуй. А то у меня что‑то голова болит. Простыл, наверное. А матери скажи, я на нее зла не держу. Пусть приходит когда хочет…
Сын диктовал заявление и уходил. Отец шел в киоск, покупал три бутылки водки и напивался вдрызг. На этот раз до полного бесчувствия.
– Мне кажется, наблюдение пора снимать, – говорил начальник группы наружного наблюдения. – Объект пьяница. Горький пьяница. Вчера блевал в автобусе. Он не способен ни на какие сознательные действия. Он украшения жены на улице продает. И тут же бежит в киоск.
– А если он блефует? – сомневался генерал Федоров.
– Так блефовать нельзя. Так можно только спиваться. По‑настоящему. У меня два наблюдателя из ближнего окружения на больничный пошли с перепоя. Печень восстанавливать. А они антияд принимали. Он настоящую водку глушит. Мы проверяли. И по‑настоящему после этого лыка не вяжет.
– Все равно наблюдение надо продолжать, – настаивал генерал.
– Зачем? За последние недели не было зарегистрировано никаких контактов.
– Вот поэтому и продолжать. Что не было! Продолжать!
– Лично я бы…
– Лично – ты можешь дома. В постели с женой. А здесь выполняй приказ! – психанул генерал. – Усильте наблюдение. И докладывайте мне о каждом его шаге.
– О каждом?
– О каждом! По минутам. Куда ходил, на кого смотрел. Сколько пил. Сколько блевал. И в какую сторону блевал. Ясно?