Зима отчаяния - стр. 36
Максим тогда мечтал приехать в училище на собственном экипаже с дорогими рысаками, в форменном мундире статского советника.
– И небрежно расстегнуть шинель, – усмехнулся следователь, – чтобы он увидел мои ордена. Он, кстати, еще преподает, – Сабуров оглянулся, – возьмет и пройдет по Моховой, где я стою в обличье ваньки…
Дончак, словно уловив его усмешку, всхрапнул. Конь аппетитно хрумкал овсом.
– Я бы тоже похрумкал, – вздохнул следователь, – но пироги закончились. Если парень приехал в гости к Сабурову, – лампа коллежского ассесора мирно светила, – они пьют тот самый белый чай…
Сабуров ради интереса забежал в чайный магазин Боткина на Невском проспекте. Услышав о белом чае, приказчик поднял бровь.
– Он очень дорог, сударь, – холодно сказал лощеный парень, – китайцы запрещают вывозить такие сорта за границу, – Сабуров кашлянул:
– То есть в империю белый чай попадает контрабандой? – парень отозвался:
– Мы не торгуем таким товаром, ваше благородие. Желаете чай жасминовый, зеленый, изумрудный? – Сабуров взял фуражку.
– Спасибо, в другой раз.
Следователю не нравился ни контрабандный чай Завалишина, ни не менее контрабандный опиум Адриана Николаевича.
– Ни его аристократические знакомства, – Сабуров опять взглянул на экипаж, – почти шесть вечера, парень скоро отправится домой. Он привязал лошадь, а не загнал ландо во двор, он здесь ненадолго.
Сабуров хотел пристальнее рассмотреть незнакомца. Наверху что- то загрохотало. Максим Михайлович поднял голову.
– Вроде кто- то идет по крыше, – он вспомнил легкий бег Призрака, – ерунда, мне почудилось.
Пролетка зашаталась под резким порывом западного ветра, вокруг опять воцарилась тишина.
Сабуров не заметил, как задремал. Ему приснился его светлость князь Дмитрий Аркадьевич Литовцев, в боярской ферязи, с окладистой светлой бородой. Хищное красивое лицо хмурилось, его сиятельство расхаживал вдоль ряда скромно опустивших головы девушек. Сабурову стало интересно.
Он предполагал, что сон вызван недавним чтением сочинения господина Соловьева. Исторические изыскания погружали Максима Михайловича внемедленную дремоту. На уроках истории в училище правоведения он незаметно колол себя пером в руку, чтобы не захрапеть под носом учителя, господина Шульгина. Иван Петрович был на короткой ноге с отцом Сабурова. Максим не хотел рисковать выговором от Сабурова- старшего.
В ряду смущенных боярских дочерей обнаружиласькняжна Софья Аркадьевна. Как и ожидал Максим Михайлович, ее черные косы падали на вышитый серебром опашень лазоревого шелка. В отличие от других девушек, княжна смотрела на старшего брата с каким- то вызовом. В конце шеренги Сабуров заметил и неожиданную здесь фрейлейн Амалию Якоби.
Князь Дмитрий Аркадьевич напоминал рисунки к историческому сочинению графа Толстого «Князь Серебряный». Половицы едва слышно поскрипывали под сафьяновыми сапогами Литовцева.
Сабуровсунулся к локтю князя, желая шепотом сообщить, что фрейлейн Якоби лютеранка. Максим Михайлович понял, что даже во сне он не хочет упустить барышню.
– Совсем с ума сошел, – обругал себя следователь, – скоро ты начнешь давать его сиятельству советы по управлению посольским приказом, – там при царе Алексее Михайловиче подвизался предок Литовцева, – это сон и ничего более.
Литовцев остановился напротив княжны Софьи Аркадьевны. Лицо девушки дрогнуло, она отступила назад. Князь требовательно протянул руку.