Зима отчаяния - стр. 17
– Хотя Катасонов был холост, – в арке Сабуров отряхнул кепи, – а среди священства такое распространено.
Завещания погибших не представляли ничего интересного.Катасонови Грюнау оставили крупные суммы на благотворительность. Состояние Катасонова отходило его московскому дядюшке, тоже миллионеру и столпу старообрядческой общины. Сабуров сомневался, что отец семейства и потомственный почетный гражданин приехал бы в столицу, чтобы вонзить пожарный багор в живот племянника.
– И он, наверняка, грузный купчина, а Призрак изящный парень, вроде меня, – Сабуров чувствовал какую- то близость к преступнику.
– Хорошо, – следователь присел на подоконник с пахитоской, – значит, я начинаю его понимать.
До рандеву с Завалишиным, назначенного городским письмом, у него оставалось пять минут. Грюнау завещал квартиру на Большой Подъяческой лютеранской общине. Инженер предписыывал продать апартаменты и на вырученные деньги установить стипендию для одаренных детей.
– Каким был он сам, – Сабуров выпустил дым к аккуратно побеленному потолку, – наверное, он хотел изменить завещание после свадьбы.
Максим Михайлович отчего- то пожалел оставшуюся на бобах фрейлейн Якоби. Следователь напомнил себе навести справки о барышне.
– И вообще о Берлине, – он неслышно спустился к квартире Завалишина, – что, если все жертвы каким- то образом перешли дорогу Призраку именно там? – на площадке пахло чем- то сладковатым. Сабуров наклонился к замочной скважине. Из полутьмы передней на него воззрился бесстрастный бронзовый лик.
– Только буддистов нам в деле не хватает, – Максим Михайлович покрутил ручку дверного звонка.
Сабуров пока не разобрался в деловых качествах его высокоблагородия Адриана Николаевича Завалишина, однако молодой человек несомненно думал о красе ногтей. Холеная рука хозяина комнат перебирала оправленные в серебро коралловые четки. Со шкапа красного дерева на следователя смотрел еще один Будда. Медное лицо идола было спокойным. В сумраке ненастного петербургского полудня переливалась зеленая яшма глаз. Глаза Завалишина тоже оказались зелеными.
– Скорее цвета лесного мха, – пригляделся Сабуров, – кажется, у него есть азиатская кровь…
Коллежский асессор, раскинувшийся в резном кресле, закутался в шелковый халат с хризантемами и журавлями. Адриан Николаевич совсем не напоминал столоначальника в министерстве иностранных дел.
– Словно он какой- то принциз экзотической страны, – Сабуров отпил предложенного хозяином чая.
Адриан Николаевич попыхивал пахитоской в мундштуке слоновой кости, однако Сабуров чувствовал тот же сладковатый аромат. Максим Михайлович списал запах на курительную палочку, дымящуюся на столе. Чай оказался не привычным кяхтинским и даже не английским.
– Белый чай, господин Сабуров, – объяснил Адриан Николаевич, – я заказываю его в Китае. В Россию такой не возят, – молодой человек тонко улыбнулся, – это штучный товар. Простите, что принимаю вас в таком виде, – Завалишин прижал к изящному носу вышитый платок, – однако у меня осенняя простуда…
Сабуров познакомился со служебным формуляром коллежского асессора. Адриан Николаевич числился столоначальником по неизвестному следователю департаменту министерства внутренних дел. Князь Литовцев возглавлял канцелярию, именуемую в документах Особой.