Зигмунд Фрейд. Жизнь и смерть - стр. 77
Рассмотрим различия между первым и вторым толкованиями Фрейда. В письме от 15 октября 1897 г., написанном Флиссу под непосредственным влиянием снов, реконструкции и подтверждающих ее сведений, полученных от матери, Фрейд говорил, что эти воспоминания появляются у него «последние двадцать девять лет», то есть с двенадцати лет, тогда как в 1901 г. он говорил о «сцене, пришедшей в мое сознание издалека (из глубочайшего прошлого, как мне кажется)».
Следует помнить, что спустя лишь несколько месяцев после этих событий отец Фрейда вместе с семьей покинул Фрайберг и прибыл в Вену. В то же время семьи Эммануила и Филиппа уехали в Англию, в Манчестер. Таким образом, навсегда исчезли как друзья детства Фрейда, так и его первый дом, луга и леса. Все эти «исчезновения», по-видимому, сгустились в одном прикрывающем воспоминании.
Для детей такого возраста естественно с тревогой реагировать на внезапные изменения в окружающей обстановке. В «Толковании сновидений» Фрейд обсуждал и тот факт, что для детей понятия смерти и исчезновения сливаются воедино. Как мы можем еще увидеть, смерть близких Фрейду людей, оставивших этот мир, когда сам ученый был еще очень молод, сильно повлияла как на ход его раннего развития, так и на его поздние теоретические построения (см. главы 5 и 9)[115].
Реконструкции Фрейда касательно его «некрасивой», но умной няни были образованы реконструкцией ее воровства и исчезновения, которое также способствовало усилению его страха разлуки. Я уже указывал, что Фрейд ошибочно датировал этот эпизод. То, что эта женщина могла водить Фрейда и детей Эммануила в церковь и рассказывать им о Боге и аде (как Фрейд утверждал в том же письме от 3 октября 1897 г.), звучит вполне правдоподобно.
Некоторые другие детали этой реконструкции выглядят довольно противоречиво и отчасти напоминают «заключения», которые пациенты-истерики выдавали Фрейду за свои действительные воспоминания. Следует помнить, что всего двумя неделями ранее Фрейд рассказал о своем открытии, согласно которому его пациенты заменяют свои подлинные воспоминания фантазиями. Фрейд лишь постепенно начал осознавать фундаментальную значимость таких фантазий и их универсальный характер. Потому вполне вероятно, что именно он стал своим первым пациентом, позволившим самому себе произвести здесь четкое разграничение.
В письме от 3 октября Фрейд говорил об «urheberin» (что в «Рождении психоанализа» было переведено как «первичный инициатор [невроза]»), имея в виду, что «совратителем» оказалась его нянька, а не отец, как он сперва склонен был считать по аналогии со своими пациентами-истериками. Фрейд также утверждал, что она внушала ему «высокое мнение о [его] собственных способностях».
В то время сны Фрейда, видимо, продолжали его дневной самоанализ. Многие подробности о его реконструкции относительно няньки были представлены в постскриптуме, датированном 4 октября:
«Она была моей наставницей в половых вопросах, бранила меня за неаккуратность и неспособность что-либо сделать (что всегда ведет к невротической импотенции: тревога за свою несостоятельность в школьные годы получает подкрепление в сексуальной сфере)… Также она купала меня в красноватой воде, в которой прежде мылась сама (это не слишком сложно интерпретировать; в своей цепочке воспоминаний я не нахожу ничего в этом роде и потому принимаю это за настоящее переоткрытие)…