Жюстина, или Несчастья добродетели. Преступления любви, или Безумства страстей - стр. 32
– Спите спокойно, сударь, – отвечала Жюстина, – та, которая так благодарна вам за великодушие, думает прежде всего о том, как бы получше расплатиться с вами.
Однако не таковы вовсе были подлинные намерения Жюстины. Вот вам один из тех случаев, когда сама добродетель вынуждена опереться о порок Жюстина решила, что если ей когда-нибудь и позволительно коварство, то именно сейчас она должна воспользоваться такой возможностью. Ошибалась ли она? Мы это допускаем. Положение было щекотливым, это правда: ведь первейший долг порядочности заключается в несокрушимой верности данному слову, и никогда самое доброе дело, оплаченное ценой преступления, не сумеет выглядеть благородным. Ей предложили сохранить жизнь человеку ценой своего тела, и, не прими она эти условия или постарайся обмануть, дни этого человека были бы сочтены. И я спрашиваю, не совершила бы она еще большего, чем уступчивость пороку, зла, подвергая риску жизнь несчастного?
Как бы то ни было, наши доверчивые разбойники пили, ели, веселились и, наконец, погрузились в сон, оставив своего пленника без присмотра. Жюстина устроилась рядом с Дюбуа, которая тоже забылась в пьяном сне.
Увидев, что все благополучно заснули, Жюстина обратилась к Сен-Флорану.
– Сударь, – сказала она, – огромное несчастье забросило меня к этим людям. Они мне отвратительны, и я проклинаю ту роковую минуту, что привела меня в их логово. По правде говоря, я не имею чести быть вашей родственницей, – продолжала Жюстина, – Моего батюшку звали… – И она назвала фамилию покойного отца.
– Как, мадемуазель! – прервал ее Сен-Флоран, – Вы, оказывается, из фамилии…
– Да, сударь.
– Тогда само Небо подсказало вам эту хитрость. Но вы никого не обманывали, Жюстина, вы и впрямь приходитесь мне племянницей. Моя первая жена, которую я потерял пять лет назад, была сестрой вашего батюшки. О, я поздравляю себя с этим счастливым случаем. Знай я о ваших несчастьях, я бы поспешил вам на помощь.
– Сударь, сударь, – возразила Жюстина с горячностью, – совсем не потому попыталась я вас спасти. О сударь, эти чудовища заснули, нам надо бежать, воспользуемся случаем. – Говоря это, она заметила небрежно торчащий из кармана одного из разбойников бумажник своего дядюшки, потянулась к нему, вытащила осторожно из кармана.
– Бежим, сударь, – продолжала она. – Бросим все остальное, больше нам ничего не удастся спасти без риска. О мой дорогой дядюшка! Я предаю себя в ваши руки, примите участие в моей судьбе, станьте покровителем моей неопытности. Я в вашей власти, давайте же спасемся!
Трудно передать, что испытывал в эти минуты Сен-Флоран. Ожидание возможного спасения, тяжесть, которую ему предстояло взвалить на свои плечи, и страх перед разбойниками – все это привело его в такое смятение, что он не мог произнести ни слова.
– Как! – воскликнут иные из наших читателей. – Не должен ли был этот человек проникнуться нежнейшей признательностью к своей благодетельнице? Мог ли он думать о чем-либо другом, чем броситься перед нею на колени? Ну что ж, признаемся мы тогда: Сен-Флорану куда более пристало оставаться среди злодеев и мошенников, чем быть вырванным из их рук с помощью своей очаровательной и благородной племянницы. Более того, мы опасаемся, что Жюстина, избежав опасностей, которыми ей грозило соседство Дюбуа и других разбойников, в скором времени подвергнется еще большим угрозам, доверившись своему дорогому дядюшке! Да, да, именно с его стороны и после такого благодеяния, оказанного ему только что! Ах, разве нет достаточно испорченных натур, которых не сдержать никакими путами. Многочисленные препятствия только разжигают их! Мы не будем указывать на факты: довольно будет знать, что Сен-Флоран, будучи в душе немного распутником и большим негодяем, не мог не прийти в возбужденное состояние при виде того весьма пикантного зрелища, которое открылось ему в столь грозные минуты. Прелести Жюстины, которыми природа щедро украсила ее словно бы с единственной целью – толкать людей на преступления, не могли не заронить в его душе преступных замыслов.