Журнал наблюдений за двадцать лет - стр. 46

Через час пришёл завхоз и громогласно произнёс:

– С чего это ты взял, что я тебе что-то обещал? Ничего я не обещал и быть такого даже не могло, не выдумывай! Нечего мне тут врать…

Это было фиаско! Без задней мысли я чувствовал себя виноватым, но не понимал-где я совершил ошибку. Официально, я не материально ответственное лицо, и вот так с ходу – ущерб они на меня повесить не могут. Я всерьёз волновался. Пребывание в отделении стало меня тяготить и мной было принято решение-если на меня будут давить с деньгами или как-то притеснять, то придётся рассчитаться. Благо, мать у меня была тоже-не последний человек и успокоила меня, если что-постарается пристроить меня оператором котельной. Работа не сложная, а зарплата – не меньше. Да и график-вполне удобный. Но, к счастью, всё в итоге обошлось. О происшедшем больше не упоминали. Алексеева из отпуска вернулась как ни в чем не бывало, продолжала пьянствовать и развлекаться. Примерно через полгода, следующей весной, завхоз раскошелился-таки древесиной и Толик Антипенков мастерски выложил пол под снисходительным взором Елены Александровны.

В начале 21-го века в нашей ***ской психбольнице была угольная бойлерная. Везде – на газу, а у нас – на угле. Отходами такого отопления была куча шлака, которым обильно посыпали зимой дорожки от гололедицы. Пока была зима- всем это нравилось – обувь не скользила и было очень удобно идти. Но вот по весне, когда таял снег, весь этот посыпанный шлак составлял большое грязное месиво, которое вместе со входящими заносилось в отделение и приносило массу работы убирающим полы санитаркам. Так было и весной 2001-го года, когда я в очередной раз явился утром на работу.

Меня встретила недовольным взглядом молодая санитарка Аня Белова, устроившаяся чуть больше полугода назад. Она всё это время работала на «приёмном покое» и занималась тем, что выдавала больным положенные сигареты-по одной пачке в день и продукты, если была необходимость ходила на склад за личными вещами, а также-убиралась в раздевалке и проходе вплоть до столовой. Именно это она и делала сейчас. Внешность её не бросалась в глаза, и всё же она была довольно милая девушка обычного роста и двадцати лет. Она мне сразу приглянулась, и я старался всякий раз при встрече с ней перекинуться какими-нибудь фразами в надежде завязать беседу. Она всегда отвечала, но как-то тихо и неуверенно, всякий раз стараясь как можно скорее прекратить разговор. Я быстро к этому привык и решил, что это какая-то особенность в характере. Она была не замужем и производила впечатление одинокого человека. Это подогревало мой интерес. Аня при встрече со мной отводила глаза в сторону, давая понять, что у неё есть важнее дела и поважнее. Я старался не навязываться, поэтому долгого общения никогда не было. Вот и в этот раз её взгляд не предвещал какого-то интереса с её стороны и, скорее – выражал недовольство, поскольку после меня на полу оставались заметные следы, которые ей пришлось за мной замывать. Я же прошёл в свою мастерскую, стараясь идти на цыпочках, но толку от этого было мало.

С определённого времени нашу мастерскую переоборудовали в палату и даже-ждали заселения больных во врачебном крыле, но что-то не срослось и комнату опять набили всяким хламом и отдали её мне для проведения трудотерапии. Раздевался я в ней же. Свой ящик в раздевалке я отдал новому санитару, а в раздевалку теперь заходил исключительно попить чаю и пообедать. Из кабинета врачей мне навстречу вышел Дмитрий Ильич и пригласил меня немедленно зайти для беседы.