Журавушки - стр. 2
И пришлось выживать. Здесь уже было не до веселья. И поэтому старший брат всегда был серьезным, ни улыбки на лице, ни ласкового слова, а все больше подзатыльники давал Ефиму за его неугомонный характер.
Не было такого человека в деревне, которого Ефим Фадеев не смог бы разыграть или объегорить. Все попадались на его крючок. И всё потому, что он никогда не улыбался. Брал пример со старшего брата. Стал ему подражать. Брови насупленные, на лице ни намека на улыбку. Наверное, поэтому жители верили его байкам, потому что всегда казался серьезным.
Да, так оно было. Зимние дни короткие. Не успеешь оглянуться – на улице вечереет. И все тянулись в деревенский клуб, где можно поговорить, языки почесать, посмеяться, а то начинали спорить, но и тут же решали серьезные дела. Частенько засиживались допоздна. И однажды, едва Ефимка появился на пороге, не успел дверь прикрыть, из толпы, окутанной клубами дыма, хоть топор вешай, к нему подскочил ехидный и вредный бригадир Николай – плюгавенький мужичишка.
Ефимка кинулся было в толпу, чтобы скрыться среди мужиков в густом махорочном дыму, что колыхался словно туман над рекой, но не успел. Николай вцепился в него и принялся посмеиваться над ним, что всех объегоривает, а его не сможет, потому что он забоится, потому что деревне он главный и его слово – закон для всех, а кто ослушается, пусть пеняет на себя. Сказал, словно в угол загнал. И обмануть вроде просит, и сам же пугает, что будет, если это сделает.
Ефим пытался вырваться от него, но бригадир вцепился, продолжая подъегоривать его. Мужики было вступились за Ефима, но бригадир пригрозил, что на всех делянок хватит в тайге. Умолкли.
…Ефим Фадеев посмотрел на низкое небо, сплошь затянутое облаками, и снова показалось, что курлыкают журавли. Прислушался. Пожал плечами. Наверное, показалось. Тяжелые облака, неповоротливые, того и гляди, за крыши зацепятся. Не успеешь оглянуться, зима настанет. И закружат метели, что шагу из дома не сделаешь. Завоет ветер, заметая округу. А уж дома – так под крышу наметет. Дверь не откроешь. А выйдешь на улицу, вытянутую руку не видно, такие метели бывали. И тогда, в том далеком прошлом, такая же метель была…
Поднявшись утром, маленький Ефимка поежился. За ночь все тепло выдувало из избы. Холодно. Зуб на зуб не попадает. Он заторопился в кузницу. Там тепло. Пусть много работы, но в кузне можно греться, а еще дядька Матвей картоху приносит. Сунет молчком пару-тройку штук. Вкусно – страсть! Одну картоху для брата, Петяйки оставишь, а остальные съешь. Пригреешься, и спать потянуло. Немного подремлешь, дядька Матвей поднимает. Пора за работу браться. И так весь день, а домой идешь – и ног не чуешь под собой, до такой степени уставал. И домой вернешься, воды глотнешь и сразу на боковую. На ходу засыпал…
А на дворе метет. Укрываясь от снега, не заметив, Ефимка ткнулся в спину бригадира, который стоял, прикуривая на ветру. Чертыхнувшись, он схватил Ефима и опять принялся его подначивать, что не сможет обмануть, потому что Фимка трус, а он власть, которую нужно бояться и уважать, а иначе… и погрозил кулаком.
И тут Ефима словно черт подтолкнул. Ну, сдержись, промолчи, пусть поиздевается – и ничего бы не случилось. Стисни зубы, язык прикуси до крови, вырвись и убегай, чтобы не догнал. Но Ефимку словно подтолкнули. Не удержался. Сказал, будто в соседнем селе у бабки Фени, а она была родной теткой бригадира, от снега обрушилась крыша и повалилась печная труба, а теперь старуха замерзает. И они с кузнецом побегут туда, чтобы помочь. Протараторил, вырвался и скрылся в метели. Эх, знать бы ему, чем эта шутка закончится, он бы все отдал, лишь бы вернуть прошлое и исправить, но слово не воробей…