Журавли над полем (сборник) - стр. 20
Они могли говорить о чем угодно, не уставали друг от друга, здесь же пили чай, перекусывали, задерживались допоздна, даже если дома ожидала какая-то работа. Они просто были друзьями, соратниками, людьми, преданными избранной профессии.
Доверительные отношения у Маркина сложились и с другими сотрудниками отдела, хотя Василий Степанович мог быть резким, требовательным, мог высказать в глаза все, что думает о человеке, но каждый его подчиненный знал, что заведующий отделом никогда не позволит себе обидеть товарища незаслуженно и, если это потребуется, придет на помощь, отдаст последнее, что у него есть.
Между тем весна 1934-го брала свое, и последние островки снега дотаивали на крышах, а веселая капель пробивала в слежавшемся снегу около домов глубокие, темные, точно отбитые по линейке, канавки, превращая тот снег в бугристые ледяные выступы, запнувшись о которые можно было упасть и сломать ногу, что иногда и происходило с людьми.
Куры уже копались в образовавшихся проталинах, а петухи хлопали крыльями и прочищали горло своим извечным «ку-ка-ре-ку…»
Менялось и небо, день ото дня высветляясь и устремляясь куда-то ввысь своей бездонной голубизной.
– Ну вот, скоро опять в поле, – с радостной искоркой в глазах говорила Надежда.
– Скоро, – соглашался с нею Василий, не забывая при этом напомнить. – Нужно еще раз семена проверить, отобрать те, что покрупнее. Правильный отбор семян будет генетически однороден, и сорт можно будет направлять на испытания.
На следующий день они снова и снова всем отделом занимались сортировкой семян.
Василий подходил к столу, пропускал пшеницу сквозь пальцы, говорил ласково сам себе:
– Ну что ж, зернышки, пора вам в землю ложиться, пора расти да колос вынашивать.
Наталья улыбалась, поглядывая на своего молодого начальника, и на душе у женщины, как и у других сотрудников отдела, было светло и спокойно. Уверенность Маркина, надежность, умение работать за троих вселяли надежду на получение новых прекрасных сортов пшеницы, которые, как им всем казалось, ожидали их в не столь отдаленном будущем.
В этот же день в дальнем углу хранилища Василий обнаружил зерна, которые не высевались лет пять. Он подержал их на ладони, пересыпал в другую, задумался, ведь времени прошло много, и неизвестно, сохранило ли оно свою всхожесть. И решил посеять залежавшееся зерно, может, это как раз то, что в дальнейшем понадобится для работы.
А весна все больше и больше набирала силу. Земля покрывалась зеленой порослью травы, не умолкая, заливались в небе жаворонки, с полей несло теплым, благодатным, полным тонких запахов воздухом.
Дорога от конторы до опытного поля в эти дни стала до удивительного длинной.
Во всякое утро Василий торопился пройти эти два километра от порога своего дома и сказать полю, как это вошло у него в привычку – поля, где теперь собрались, слились воедино его интересы, чаянья, заботы.
«Здравствуй, поле! Вот я пришел к тебе снова и буду приходить всегда, пока достанет сил. Буду лелеять тебя, обихаживать, готовить к тому, чтобы ты родило колос, а в том колосе – зерно. Такое зерно, чтобы всем на зависть. Всем на удивление. Всем в радость».
Он шел быстро, уверенно, а по обеим сторонам дороги уже вспыхивали первые цветы. Лес еще не наполнился листвой, и через ветки деревьев можно было рассмотреть черную кромку невспаханного поля, на котором появились сорняки – эти, как отмечал про себя Маркин, никогда не опоздают, создавая людям дополнительную заботу о чистоте будущих посевов.