Жупочка стреляет на поражение - стр. 25
– Кандалы? В простонародье все только и мечтают пожить, как короли.
– Уверяю тебя, это самые настоящие кандалы. Короли в свою очередь мечтают пожить без груза ответственности на плечах.
– Даже ты?
– Даже я. Если с Родериком что-то случится, его место займу я, – Ден поморщился. – И я должен быть готов к этому.
– И всё же тебя отпустили учиться?
– Им пришлось меня отпустить. Жена отца считает, что это из-за меня она никак не может родить. Думает, я травлю её зельями. Поэтому самое лучшее, что они могли для себя сделать, – это переключить меня на другую цель, подальше от дворца.
– Ты действительно травил свою мачеху?
– Нет. Она просто пьёт отвар калины для нормализации давления, а от него случаются выкидыши. Но я намекнул, что причастен к её беде, чтобы она не подумала лишать меня академии.
– Жестоко...
– Присцилла тоже далеко не агнец божий. В мире власть имущих всё пропитано жестокостью, а вовсе не родственными чувствами. Иные люди не задержались бы долго на престоле.
Писцилла... Это сокращение от «преступная бацилла» или «пресмыкающаяся сцилла»? Как ни крути, а смысл один. Как говорится, хорошего человека Присциллой не назовут.
Так, что это я тут по имени сужу? Это ещё вопрос, назовут ли хорошего человека Жупердильей... Уж лучше Присцилла. Так что молчим в платочек.
– Но вы же семья... – озвучила я.
– Семья? О, перестань, – Ден как-то горько махнул рукой. – Помню, в детстве к нам в летнюю резиденцию в Бреджике приехал брат мачехи Персиан. Он сразу с нами поладил, и мачехе это так не понравилось, что, когда мы собрались ехать в горы на пикник, она велела запереть ворота и не выпускать нас. С тех пор Персиана к нам больше не подпускали.
– Мне жаль, что ты рос без материнской любви.
– Все мы чего-то лишены. Мне ещё повезло, что я постигаю лекарское дело в академии и в теории могу жениться по любви.
– Почему только в теории?
– Потому что в планах отца, чтобы я стал консортом при какой-нибудь подходящего возраста королеве.
– Ты можешь отказаться?
– Если Родерик взойдёт на престол, да. Но для этого ему самому нужно выгодно жениться.
– Принести себя в жертву? Мне заранее жаль твоего брата.
– Мне тоже. Но он сильный, справится.
За разговором я немного отвлеклась от ноюще-тянущей боли в спине и рёбрах. Реально, как будто меня пожевали тупыми зубами и выплюнули.
Ден неспеша разделался со слоёными крендельками и теперь с тревогой посмотрел в мою не тронутую тарелку.
– Жу, в чём дело?
– Кажется, мне плохо, – призналась, стараясь не стонать, потому что обещала вытерпеть всё. – Совсем. Ты слишком сильно меня затянул. Но я потерплю, если надо. Поем потом.
– Придётся походить в корректоре ещё четыре часа, – не сжалился он. – Поесть ты можешь и позже, но обязательно прямо сейчас выпей воды, – и мне буквально влили стакан в рот, не успела я даже пикнуть.
О-о-о, плохо мне, плохо... Я, как рыба, хватала воздух ртом, выпучив глаза, и старалась отвлечься ощущений моей бренной оболочки.
«Чёрт те что творится! Я жрать хочу! Бери нож и кромсай эти адовы путы в лоскуты!» – негодовала Вторая.
«Нет! – заявила ей я. – Хочу быть нормальной! Я вытерплю!»
«Фьюить!» – мне показалось, или в воздухе просвистело крохотное голубоватое облачко? Или это глюки?
Ну и дела. Плющит меня не по-детски.
Следующие четыре часа не знаю, как пережила. Ден поднял меня обратно наверх в спальню, уложил на спину и гладил по голове, рассказывая истории из детства.