Жулики. Книга 1 - стр. 21

В салоне его дожидался Федор Леонидович с Кирюшей на плече, а не состоявшиеся путаны доложили, что во время его отсутствия никаких происшествий не случилось – за исключением того, что заходили телефонисты в количестве двух мужланов и потребовали предъявить счета на оплату их услуг. Потом проверку профилактическую проводки сделали и ушли: «Обкладывают сволочи. Совсем за придурка держат. Козлы. Ну, что ж, посмотрим, что там дальше будет».– думал Мишка, слушая трескотню девочек-уборщиц и озабоченно хмурясь.

– Минут двадцать назад ушли – хамы. Михаил Петрович, можно мы сегодня пораньше уйдем, раз все равно салон не работает? Или как?– Вера, наиболее активная из двух «соратниц» по салону заискивающе улыбнулась, продемонстрировав перламутровые зубки.

– Идите. До завтра,– разрешил Мишка и поприветствовал Федора Леонидовича.

– Как самочувствие, Федор Леонидович?– Мишка пожал протянутую стариком руку.

– Да я то, Слава Богу. А вот у вас, вижу, неприятности по работе или что-то в личной жизни не заладилось?– Академик присел обратно в кресло. Кирюха, сидящий у него на плече, скрежетнул: – Кирюша хороший.

– Да хороший, хороший. Кирюха, извини, погорячился. Я его сегодня в клетке днем запер, Федор Леонидович, вот он и качает права. А дела? Да нормально все. Так – мелкие неурядицы. Вы давно здесь? Девчонки хоть чайку вам предложили?

– Да, спасибо, Михаил Петрович. Предложили. Я думал, что уже и не дождусь вас. Уходить собирался. А тут еще эти два молодых человека проводку проверять стали и совсем неуместным себя почувствовал. Вижу, что мешаю,– Федор Леонидович сконфуженно замолчал.

– Они что же, вас выйти из помещения попросили, когда проводку проверяли?

– Нет, но я же чувствую, что мешаю своим присутствием людям. И им неловко, и мне не по себе. Странные молодые люди. Не похожи на телефонистов. С такими габаритами в гвардии самое место.

– Ну-у, Федор Леонидович, гвардии нынче нет. Вот и идут люди с габаритами в телефонисты,– Мишка подмигнул Академику.– Давайте мы с вами еще по чайку вдарим. Я по пути таких пряников купил, пальчики оближете. С начинкой малиновой.

– Ну, что ж, не откажусь,– улыбнулся в ответ Академик.

За чаем беседовали на отвлеченные темы. Говорил в основном Федор Леонидович. Ему, видимо, необходим был слушатель и в лице Мишки он обрел такового:

– Я ведь, Михаил Петрович, один сейчас живу. Дочь замуж за военного вышла и уехала с ним, с лейтенантиком тогда еще. Теперь-то он уже в чинах. Генеральские звезды. В Москве живут. А вот детишек не завели и без внучат меня оставили. Что там у них? Какие причины? Звонит, конечно, регулярно и заезжают пару раз в год… А здесь у меня еще племянница есть, но она тоже и семьей обременена и возраст у нее уже пенсионный, так что навещает не часто. И детишек ей тоже Бог не дал. Может быть, проклятье какое-то на роду нашем?

– Как же вы живете? А уборка, стирка? Покушать, опять же, приготовить… Неужто сами все?– Мишка, впервые услышавший о бытовых условиях жизни старика, удивился.

– Домработница приходящая есть – Екатерина Тимофеевна. Душевная женщина. Когда супруга моя – Марфуша еще жива была, но уже недомогала, мы ее пригласили. Знакомые порекомендовали. Тогда, с академического-то жалованья, я вполне себе мог это позволить. Ну, а когда Марфуши не стало… Екатерина Тимофеевна осталась уже меня старика обихаживать. Я уж и оплату достойную ей предложить не могу, а она из человеколюбия продолжает за мной присматривать. Приходит дважды в неделю. Обстирает, уберется и сварит на три дня что-нибудь. Чаще-то она тоже не может. Свое семейство есть. Что-то я сегодня разнюнился. Хорошо все. Слава Богу. Вот только в последнее время сосед по площадке стал донимать. Знаете, из новых он, из «скоробогатых». Поселился недавно в нашем доме. Купил квартиру и въехал. Только маловата она ему… Вот и взбрело ему в голову, что если ее объединить с моей, то будет в самый раз. И теперь не дает проходу. Золотые горы сулит. Перевезти обещает за свой кошт и квартирку со всеми удобствами в новом районе предлагает. Доводов моих не слышит. Я ведь родился в этой квартире. Детство и отрочество в ней прошло. Да и молодость. Тюрьма, война – конечно, вырывали на время. Вся жизнь моя в этой квартире. Каждый гвоздок – память. Вот умру – тогда пусть с дочкой договаривается. Так ему и объяснил. Но ведь не слышит. Все уговаривает и даже дерзить начал. Вот не далее как вчера «пеньком замшелым» назвал. Я конечно пенек уже замшелый, но ведь есть и какие-то приличия, в конце концов. Я ведь его «скотом тупоголовым» не называю, хоть и очень хочется, поверьте мне на слово, Михаил Петрович. Скотина преизряднейшая,