Жнецы Страданий - стр. 26
Он тогда оказался самым юным послушником в крепости. Его и привезли лишь потому, что никому не хотелось ждать несколько вёсен, пока он повзрослеет, и снова тащиться в этакую даль.
Целительница заглянула в холодные серые глаза и переспросила:
– Помнишь?
Он снова кивнул, но она покачала головой:
– Не помнишь. Я помню.
Клесх скупо усмехнулся.
– Потому что я сдёрнул с тебя ту тряпку, которой у вас принято закрывать девок. А уж как ты орала при этом от ужаса, до сих пор помнят все деревни на сто вёрст окрест.
На миг его собеседница погрустнела:
– У нас лицо девушки может видеть только муж. Сдёрнув покрывало, ты всё равно что чести меня лишил.
– Тогда я этого не знал.
Они стояли друг напротив друга и молчали. Наконец Клесх не выдержал и спросил:
– К чему этот разговор?
Целительница задумчиво провела ладонью по коротким волосам ото лба к затылку и обратно. Это было такое мужское, такое неподходящее ей движение.
– Клесх, она – девка.
– Надо же. Я и не понял.
Женщина вскинула на него злые глаза.
– Она первая девка среди ратоборцев за много-много вёсен!
– И?
– Просто помни, какими мы были.
Он пожал плечами и устало ответил:
– Я помню. Я постоянно хотел есть. И дрался с теми, кто надо мной смеялся, но все они были старше. Поэтому меня постоянно лупили. А ты рыдала днями напролёт из-за своей потерянной тряпки, пока тебя не раздели и не высекли.
– Верно, – согласилась она и вдруг с яростью заговорила: – Поэтому нельзя забывать, что…
– …что если бы с тобой и со мной этого не сделали, мы вряд ли бы сейчас говорили. Покойники – те ещё молчуны.
Она зло поджала губы, обошла собеседника и направилась дальше по коридору, опережая его на пару шагов.
– Майрико, – окликнул он, по-прежнему не двигаясь.
Она остановилась, но не обернулась.
– Если ты решишь влезть со своей бабьей жалостью, будет только хуже.
– Не будет. Я не влезу. – Она толкнула тяжёлую дверь и вошла в ярко освещённый покой, не дожидаясь своего спутника.
В небольшой зале было тепло, но обстановка оставалась такой же безыскусной, как и везде в Цитадели: широкие лавки, покрытые тканками из грубой некрашеной шерсти, вытертые овечьи шкуры на полу. В углу деревянный стол, а на нём несколько кованых светцов, в которых над плошками с водой ярко горели лучины. Очаг полыхал так, что пламя ревело в трубе, рассылая по покою волны жара.
Клесх не любил сюда приходить, но нынче тут собрались все креффы.
Майрико сразу неслышной тенью скользнула к расстеленным на полу овчинам, где устроилась свободно и в одиночестве. Почти все места на лавках оказались заняты. Наставники сидели вольготно, наслаждаясь теплом, покоем и отсутствием выучей.
Рядом с Нэдом, неспешно пьющим из деревянного ковшика ароматный взвар, устроился Ихтор. Возле узкого длинного окна, закрытого по случаю непогоды ставнями, расположился Донатос. Он сидел словно бы отдельно от всех, закинув ногу на ногу и прикрыв глаза. Помимо этих троих в комнате находилось ещё десять мужчин. Все они были значительно старше Клесха, а иные даже старше Главы. Клесх поздоровался и прошёл к дальней лавке, где ещё оставалось свободное место.
Нэд скользнул тяжёлым взглядом по собравшимся, но остался явно недоволен увиденным и неодобрительно покачал головой. Его тёмные брови сошлись на переносице. Глава словно искал и не находил кого-то, посмевшего не явиться на вечерю креффов.