Жизни и реальности Сальваторе - стр. 24
Я толкнул ногой сидевшего блаженно в обнимочку со скрыпочкой Балтасара, он ошалело поднял глаза и протрезвел мгновенно; а я продолжал:
– Пришли, дабы обменяться песнями?
– Добрый вечер и тебе, музыкант, – сквозь зубья свои процедил один бисерный. – Ты соврал, и мы знаем это.
– Какого чёрта? – я разразился всей бранью, которую знал, руками размахивая и вознося их к небу. – Приходите в наш дом, insultais[12], обижаете, а какие ваши доказательства?
– Мы были у градоначальника, – второй бросил, что монетой одарил.
– Это кто вас, малышатых, пустил? – продолжал я, в общем и целом ясно понимая, что место проиграно. Эх, вот и самое время ahogar las penas en vino[13], но разве ж я могу остановиться, когда меня вот-вот с моего родного места прогонят? Хоть натешусь всласть напоследок. – Или же сами рассказываете китайские сказки?[14] Нас обвиняете, а сами, а?
– Какое бесстыдство! – вскричал первый бисерный. – Нет, это совершенно отвратительно! Вы говорите о неком покровительстве, но все это ложь, весь город это знает!
– Ага! – возопил я и вновь воздел руки к Санта-Марии. – Вот оно, ваше враньё, синьоры! Не были ни у града, ни у начальника, а вошли в таверну и спросили у забулдыги!
Первый смешался, очи долу опустив, и меня прямо радость взяла: прав оказался! Так и продолжил:
– Покайтесь, синьоры, ибо движимы жаждой и любовью к деньгам! Покайтесь и подите вон с Богом!
– Ты сам за деньги бьёшься, – процедил второй.
– По себе не меряй! – с искренней обидой возопил я. – Мне искусство дорого!
– Так и поди со своим искусством, не мешай деньги ловить тем, кому надо.
– Так сам и иди: надо мной упыри.
– Нет над тобой вампиров, лгун.
Круг замкнулся. Мы продолжили браниться-копья слов ломать, Балтасар на ноги поднялся и дополнял мои словесные выпады своими обзывательствами-камушками. Здоровяки заскучали, хозяевами забытые, и я уверился, что это прочно: зевали здоровяки, то на стены, мхом покрытые, то на шпиль Марии поглядывая, животы облакам таки вспоровший. Закапали первые капли.
А потом второй бисерный о них вспомнил, и они выдвинулись, суставами хрустя. И тут, истинно рояль из машины, выскочил пухлый старичок и грозно голос свой поднял, точно меч:
– Вы, странные! Зачем музыкантов обижаете?
– Не обижаем, но делиться просим.
– А я слышу, обвиняете да гоните, – отрезал старичок. – Да что ж вы забулдыг спрашиваете, а меня, допустим, не спрашиваете? – и оскалился, а клыки у него – во! И все наружу. – Мои музыканты, – сказал он. – Я их сюда поставил, мне и убирать. Поняли, странные?
Да не слушали уже: здоровяки первыми припустили, что твои олени, а за ними и бисерные, трубами размахивая. Остались мы, глазами хлопающие, да старичок, который ножкой застенчиво брусчатку ковырнул.
– Слушаю вас каждый день, как под землю иду, – молвил, – очень нравится.
– Как нам отблагодарить вас? – спросил я. Вражда враждой, но коли помог именно этот мертвяк – почему бы не ответить ему добром? Бальтасар заволновался, пятнами красными-белыми покрылся, но не сказал ничего.
– О, я не хотел бы вас беспокоить. Разве что маленькой просьбой. Видите ли, день рождения у меня, двести пять лет, плюс-минус ещё пять и полгода. Не могли бы вы мне спеть… поздравление? В вашем фирменном образе, само собой, – и упырь подмигнул нам.